может, мать-земля сыра
Меня зовёт иль от людского
Душа устала, и пора
Пришла – чему – не знаю слова,
Так дождь, и ветка, и трава
Не знают про себя слова.
1980
«Нынче видел я воочью…»
Нынче видел я воочью.
Трудно обходясь без сна —
Медленною звёздной ночью
Пробиралась тишина.
За деревьями во мраке
Тайна длилась и ждала,
Звёзды делали ей знаки,
Полыхая без числа.
Петушиный клич звенящий
Звал в дорогу утра свет.
До поры себя таящий,
Тот молчал ему в ответ.
И текла из дали дальней
Семизвёздного ковша
Всё прозрачней, всё хрустальней
Ночь живая, как душа.
1982
«Я отлучён от леса, от ручья…»
Я отлучён от леса, от ручья
Размокшим январём, февральской лужей,
Брожу по тротуарам, сгоряча
Мечтая о метельной жёсткой стуже.
Но понапрасну, видно.
Всё течёт,
Земля чернит последние ледышки,
Сосульки две иль три наперечёт
У оттепели просят передышки.
И тяжело дыхание строки.
Ей непривычно здесь. Она не в силе
Превозмогать всю будничность тоски.
Торчат дома. Бегут автомобили.
Народ у магазина мельтешит.
С набитою кошёлкою старуха
По улице так медленно спешит.
А о стихах ни слуху и ни духу.
Лишь вдалеке, где тёмен окоём,
Маячит лес, и словно бы маячит
Какой-то звук. Зачем он и о чём?
Пойму ли я сегодня, что он значит?
1989
Девяностые
«Мы прощаем Петру злодейства…»
Мы прощаем Петру злодейства
За сверканье Адмиралтейства,
За Невы гранитный убор,
За Исаакиевский собор.
Что нам те старинные страхи,
Те стрелецкие дыбы, плахи,
И над сыном неправый суд,
И кровавых сотни причуд,
И разгул наводнений шалый…
Смотрят в белую ночь ростралы,
Светит мрамором Летний сад,
В полдень пушки слышен раскат,
А на камне, волне подобном,
Будто с грозным рокотом дробным
Скачет, в небо вздыбив коня,
И ни в чём себя не виня,
Он, смеясь над нашим прощеньем,
Полон яростным вдохновеньем.
1995
«Где пахнет чертовщиной вековой…»
Где пахнет чертовщиной
