твоей подруги не приносит тебе радости?
Ты не понимаешь, что тебя так задевает… Тебе тревожно. Гром не гремит, и земля не раскалывается надвое. Но дрожащее что-то внутри тебя, противно, до привкуса метала во рту, вопиет! Внутренним зрением, но явственно, представляешь в эту минуту, как ваша с Иркой общность – некое тщательно сотканное полотно – расползается с удивительной скоростью и превращается в ветошь в какой-то мутной жидкости, безвозвратно.
От этого видения ты вздрагиваешь, так молниеносно оно проносится в твоей голове, и… соглашаешься: конечно, ты обязательно придешь, как же иначе!
Ищешь понятную тебе причину беспокойства:
Ты попросту боишься разочарования от встречи с реальным человеком; боишься развенчания его романтического образа грубой и ординарной человеческой оболочкой?
Может, ты не хочешь ни с кем, даже с ним, делить Ирку – ты закоренелая собственница, вот в чем дело?
Это – простое объяснение, и оно немного успокаивает тебя.
Бэкстэйдж
…В гримерке спертый воздух.
Навязчиво пахнет парфюмерными отдушками.
Вика поднимает глаза на радиоточку – сделать погромче? Может уже ее выход, а она все торчит физиономией в зеркале.
«Посмотри внимательно на старые фото: лицо, фигура», – сначала она бубнит, потом произносит текст, смакуя каждое слово, как пробуют изысканное блюдо на вкус.
Она повторяет фразу снова, немного добавляя трагического контральто. Затем еще раз, другим голосом, легче. Останавливается на полуслове и вытягивает губы сильно вперед, как для поцелуя, вслед за этим растягивает их в улыбке. Смотрит на себя в зеркало, застыв в позе парадного портрета.
Она еще не потеряла своего очарования, несмотря на наступления возраста сомнительной элегантности. Сидя перед зеркалом в гримерке, Вика – она всех просит называть себя по имени – не придирчиво вглядывается в свое отражение. На сцене, где яркий направленный луч света «возьмет ее» в свои объятия, совершенно не будет заметно все то, что она сейчас скроет под гримом.
Румянец добавит свежести, а детское выражение глаз, единственное, что удивительным образом ей позволила сохранить ее природа неизменным, оживит лицо и сделает его ну… если уж не юным, то молодым, хотя и этого не нужно.
С героиней они ровесницы. Ей нравится героиня.
– Я никогда себе подруг не выбирала – они меня выбирали, – она почти довольна своей интонацией. Ей всегда удаются нюансы.
Ей говорят, что у нее своя неповторимая манера. Она, впрочем, и сама это знает, как еще многое знает про себя: какая сторона ее лица идеальнее для съемки; как действует на зрителя ее улыбка, вырастающая из виноватой в ослепительную, словно бутон, превращающийся в роскошный цветок; еще всякие мелочи, составляющие, в целом, ее образ. Но она всегда, неизменно благодарит за эти слова так горячо, что у говорящего создается впечатление, что он единственный, кто это
