от его имени. Вы немного отдаляетесь друг от друга. Ей хочется с тобой поделиться чем-то сокровенным, но ты отстраняешься под разными предлогами. Видишь ее расстроенное лицо и думаешь: «Так надо!»
Ничего, так надо. Ты даже гордишься собой. Своей выдержкой. Ты бы тоже хотела говорить о нем. О нем, с ним… Но… узы дружбы. Такая смесь сладко-мучительной боли и жертвенности вполне в твоем характере. Ты понимаешь, что надо просто потерпеть. Пройдет.
Проходят дни, и все происшедшее с тобой уже более походит на временное помрачение рассудка и наваждение, поэтому когда почти через неделю Ирка, совершенно расстроенная, приглашает тебя очередной раз, и предупреждая твою попытку отказа, говорит о том, что все – завтра он уезжает и это прощальный ужин, ты … соглашаешься.
Делание любви
Ты не умеешь принимать решения. Теперь ты затаилась.
Ты слушаешь мир, который звучит у тебя внутри. Осторожничаешь: боишься расплескать это состояние и позволяешь себе только короткое дыхание, чтобы не заглушить его звуки и ничего не пропустить.
Мечтаешь наивно, что бы и он услышал твой мир – тот, который у тебя внутри.
Улыбаешься иногда, представляя как он реагирует на посылаемые тобой неясные еще ему пока образы, будоражащие его воображение в ту минуту, когда он попадает в твою волну. А он попадает. Это бывает нечасто, но ты тотчас получаешь «отчет о доставке» – слабый импульс, который заставляет сжиматься в комок твои внутренности. Это смахивает на легкое сумасшедствие, но ты-то знаешь что это…
И тогда ты пропадаешь. И падаешь. Падаешь выше облаков, вновь и вновь ощущая неодолимую силу предопределенности.
Она ведет тебя за собой не диктуя, но маня тебя, подобно песням сирен, от прекрасного голоса которых теряли разум закаленные бурями моряки.
Звук его голоса… Это как раз то, что ты так легкомысленно не приняла в расчет, так беспечно согласившись на «прощальный» ужин у Ирки.
Все было то же, как и в первый раз: «диван» с подушечками, ужин на столе в кухне, и вы, трое за этим столом.
Ты не рассчитала свои силы и моментально это осознала, как только оказалась опять здесь. Все твои благородные порывы спрятаться от действительности за святость вашей с Иркой дружбы улетучились в тот же момент, как ты увидела его снова и поняла, что вся эта томительная неделя – неделя без него, была совершенно ненужной жертвой, принесенной на ложный алтарь.
Все как тогда, как и в первый раз. Вы двое говорите, Ирка молчит. В одинаковой манере, почти отстраненно, вы продолжаете диалог, начатый еще неделю назад, вращая его вокруг тем, совершенно не касающихся происходящего на этой кухне.
Слова, паузы, слова, паузы, слова. Вы прячете за ними то, что не произносите вслух. Вы оба прячете это. Ты не обманываешься в том, что видишь и чувствуешь.
Только… что же с этим делать на этой кухне, где в воздухе разлито Иркино неподдельное горе от расставания с ним: оно в ее тихом голосе, в уголках глаз, которые она торопится опустить, словно не желая, что бы он там прочел ее
