широкую реку. Вдобавок нельзя однозначно сказать, что он был человеком, который смотрит на мир чересчур резко.
Тем не менее, Фрэнсис не мог принять и другую сторону. Ту, где хранятся разочарования.
Еще один этап жизни пройден. Не просто отрезок, а один из самых счастливых периодов. А именно так кто-то и говорил, когда Фрэнсис учился еще на первом курсе, не упуская возможности напоминать об этом на протяжении всей учебы. Кто-то пытался всех клятвенно уверовать в истинность сказанного, словно бы очень доверял этим словам, поэтому, наверное, и навязывал многим фразу. Будто бы он, желал предостеречь всех от ошибок, которые совершаться, так или иначе. И будут создаваться. Однако вспоминать об этом человеке Фрэнсис сейчас не хотел. Ровным счетом, как и оспаривать то, прав он был или же нет. Настало ли уже время для этих ошибок?
Наверняка многие именно благодаря подобной неопознанной дилемме затем и встречают с такой неподконтрольной грустью, «грустью особой» выпускные вечера, встречу рассвета. В один момент ты просыпаешься в одиночестве и понимаешь, что ожидал совсем не этого. А солнце оно одно, и то, что назвал рассветом сейчас, быть может, несколько мгновений тому назад явилось закатом для многих других.
Из всех присутствующих на мосту, особенно тяжело в то утро пришлось Джейн Остер. Джейн держалась безупречно, впрочем, как всегда это получалось перед ухажерами, да и представителями мужского пола, образовавшими бесхитростными намерениями большую часть сомнительной, но верной публики. Тем не менее, даже она вместе со своей властной внешностью, вдруг отдавшись этой особой грусти, дала слабину, которую позволяла себе лишь перед лучшими подружками в минуты праздника и веселья, обсуждений и сплетен. Слеза вырвалась сокрушительно-напористо и скользнула по ее щеке уместно, словно жест актера данью задумке режиссера, перед законом хорошего кадра, в ту минуту, когда все погрузились в молчание, чтобы отдать рассвету свой взгляд и мысли, если таковые в тот момент имели место быть. Джейн нашла в себе силы и легким жестом смахнула каплю, уже дошедшую до уголка губ, а затем и влажный след, оставленный ею, успевший под властью легкого ветра отдаться обжигающему холоду. Холоду, словно стремительно проходящему сквозь кожу.
Слезу заметил боковым зрением лишь Том Лингстон, сидевший рядом с Джейн. Кажется, он мечтал сделать в то утро Джейн предложение и раскрыть перед девушкой чувства, но так и не совершил этого. Но вместе с тем влечение было настолько сильным, что тот, кто хоть немного внимательный по своему складу, не смог бы не заметить сильную тягу.
Но Том, кажется, не знал в тот момент, что будет безумно радоваться несказанным словам, ведь осознает, да, он осознает скоро: словами тем утром нельзя уже было ничего изменить. И, вероятно, понимание сбивало с толку, потому что сильнее оружия, чем слово в этом мире не найти.
Том ненавидел себя. Ему казалось, что он жалок, потому что достоин большего.
