от осложнений после кори и коклюша, и я даже полагаю, что они толком еще и не выздоровели, потому что школьная администрация проводила определенные консультации на предмет того, могут ли Мария и Элизабет быть приняты в июле 1824 года. Мистер Бронте приезжал еще раз в сентябре того же года и привез с собой Шарлотту и Эмили, которых также зачислили в ученицы.
Представляется странным, что мистер Вилсон не был проинформирован учителями о том, как готовилась пища, но нужно иметь в виду, что семья Вилсонов знала кухарку достаточно давно, в то время как учителя были наняты для исполнения совершенно иных обязанностей – а именно, для преподавания. Им ясно дали понять, что лишь это и входит в круг их обязанностей, а закупки и распределение провизии оставались прерогативой мистера Вилсона и кухарки. Учителя, конечно, не были склонны жаловаться ему на это, но даже когда жалобы доходили до него, он отвечал, что детей надо воспитывать так, чтобы они больше интересовались возвышенными предметами, а не потворствовали своему желудку, и читал им наставления о греховности чрезмерной заботы о телесном (очевидно, не осознавая тот факт, что ежедневное отвращение и отказ от еды безусловно пагубно скажутся на их состоянии).
Здоровье девочек подвергалось еще одному испытанию. Путь из Кован-Бридж в церковь Тансталл, где проповедовал мистер Вилсон и которую они посещали по воскресеньям, составляет две мили и идет то вверх то вниз по открытой местности. Такая прогулка освежает и бодрит летом, но не в зимнюю стужу, особенно для детей с вялым кровообращениям вследствие их полуголодного состояния. Церковь не обогревалась, так как не была оборудована для этой цели. Она стоит в открытом поле, и влажные туманы льнут к ее стенам и проникают внутрь сквозь окна. Девочки брали с собой холодный обед и съедали его между службами в помещении над входом, в которое можно было проникнуть из бывших галерей. Распорядок этого дня был слишком мучительным для хрупких детей, особенно для апатичных и тоскующих по дому так, как бедняжка Мария Бронте. Ее состояние все ухудшалось, застарелый кашель, оставшийся после коклюша, не проходил; намного превосходя умом своих сверстниц и подруг, она была одинока среди них по той же самой причине. К тому же у нее были досадные недостатки, из-за которых она постоянно была на плохом счету у воспитательниц и даже стала объектом безжалостной неприязни одной из них, изображенной в «Джейн Эйр» как мисс Скэтчерд и чье подлинное имя я не буду раскрывать из милости. Едва ли нужно уточнять, что Мария Бронте стала прототипом Элен Бернс, воспроизведенной Шарлоттой очень точно благодаря ее изумительному искусству создания характера. Ее сердце до самой последней нашей встречи все еще трепетало от бессильного возмущения треволнениями и жестокостью, которым эта женщина подвергала ее нежную, терпеливую, умирающую сестру. Ни слова в этой части «Джейн Эйр» не представляет собой отступления от буквального воспроизведения сцен между
