дому, как в мире том,где порваны все узы,
ты с одиночеством – вдвоём…
И нет тесней союза.
Среди толпы или в глуши,
на празднике и тризне
оно как часть твоей души —
не отделить при жизни.
И не избыть, и не излить,
и не разрушить…
В нём только можно поселить
родную душу.
«Вокруг – такая благодать!»
Вокруг – такая благодать!
А что вокруг? Леса и травы,
и ливень – не найти управы,
и трели птиц – не разгадать,
и неба свод над головой
то серый, то вдруг голубой.
Но… разве это благодать,
коли её – ни дать, ни взять?
Да тем она и благодать,
что нам её – ни взять, ни дать,
лишь благодарно ощущать
всем существом – душой и плотью —
тот мягкий свет сквозь сумрак плотный,
ту нить, связующую нить
меж нашим «Я» и мирозданьем…
И нет мучительней желанья,
чем просто быть, дышать, любить,
не прерывая эту нить.
…А мы терзались – как нам жить,
что нанизать на эту нить?
«Всё погрузилось в утренний туман…»
Всё погрузилось в утренний туман.
Исчезли краски, стёрты очертанья,
безлико и бесцветно мирозданье,
всё – лишь мираж, иллюзия, обман.
Всё – лишь мираж, иллюзия, обман?!
Но есть и я, и тот кусочек парка,
который неожиданным подарком
здесь и сейчас мне этой жизнью дан…
«Апчхи! То простуда иль грипп?»
Апчхи! То простуда иль грипп?
Ну надо ж, в погоду такую…
И вдруг под ногами – гриб,
и птаха на ветке ликует.
И звонкие трели её
снимают моё беспокойство…
То Высшая сила даёт
мне знаки особого свойства,
о том, что – держись не держись —
спасёт тяготенье земное,
о том, что целительна жизнь,
покуда она со мною.
«Мы живём, а потом умираем…»
Мы живём, а потом умираем.
Всё, что между, застынет у края…
Мы живём или… мы умираем?
Я ответа не выбираю
на вопрос, что и грустен и вечен.
Если холод – топлю свою печку
и готовлю нехитрый ужин,
если он хоть кому-то нужен.
Не тревожусь – куда мы, где мы,
«быть – не быть» – не решаю дилеммы…
Коротка наша жизнь или вечна,
путь земной наш продолжится Млечным.
…Чистой тряпочкой пыль вытираю
за мгновенье до ада иль рая.
«На жёлтой берёзовой кроне…»
На жёлтой берёзовой кроне,
на фоне небес, в вышине
ворона сидит. И вороне
сегодня труднее, чем мне.
Ведь нет у вороны одежды,
ничто на земле – не жильё,
и даже
