ложе и вышел.
Глория присела на край кровати, обхватила себя за плечи, чтобы унять дрожь.
– Неужели, все, что он мне рассказал, правда? Нет, в это трудно поверить. Все слишком неправдоподобно. Слишком.
Она поднялась, подошла к столику, на котором лежала дощечка с именем Гелены. Взяла ее в руки, поводила пальцами по ровным буквам, улыбнулась:
– Моя прабабушка не только виртуозно играла на рояле, но еще и увлекалась резьбой по дереву, – положила дощечку на место. – Мама была права, вы, пан Крайновский, первостепенный аферист. Вы так ловко расставили капканы, что не угодить в них было невозможно.
Глория легла, накрылась с головой одеялом, задремала. Сквозь сон она услышала, как в хижину вошли люди. Их было не менее десяти человек. Они негромко переговаривались, посмеивались, повторяли: «Пани, пани, пани», укладываясь в кровать.
– Пани, пани, – шептала Олла, позвякивая браслетами. – Кто твоя пани, Вацлав?
– Ты, Олла, ты, – отвечал он нежным голосом. – Ты моя единственная любовь. Та – пани, а она – Глория.
– У нее красивое имя. Назовем так нашу дочь?
– Обязательно, любовь моя.
– Если родится Глория, ты будешь любить ее больше, чем меня. Все мужчины любят своих дочерей, а пани – своих сыновей. Давай назовем сына Рикардо.
– Обязательно назовем, – прошептал он, поцеловал ее в лоб. – Доброй ночи, Олла.
Она прильнула к нему, зашептала что-то на своем языке. Он рассмеялся, повернулся к Глории, уткнулся лицом в ее волосы, выдохнул:
– Я скучал по тебе.
Глория сжала губы. Приказала себе не верить ни единому его слову. Ни единому…
Сон помог Глории забыться. А когда она проснулась, хижина была пуста. Островитяне исчезли. Глория потянулась, отбросила одеяло, встала. На цыпочках подошла к двери. Приоткрыла. Никого. Вышла. Огляделась. Прислушалась. Ни звука.
– Почему так тихо? – удивилась она.
– Так надо, – шепнул Вацлав, обняв ее за талию. Глория вздрогнула. Он рассмеялся, развернул ее к себе, спросил:
– Хотела сбежать? – она кивнула. – Пани ни за что не найдет дорогу домой. Ей нужна помощь. Маури проводит ее. Да?
Вацлав смотрел в глаза Глории строгим взглядом, пытаясь подчинить ее волю. Не вышло. Глория смотрела на него растерянно. Она не могла понять, почему вдруг Вацлав стал таким чужим и далеким. Невозможно было объяснить, за что она полюбила такого жестокого человека.?
– Ты права, моя девочка, меня любить не за что, – сказал Вацлав. На краткий миг его лицо озарила улыбка. А потом оно вновь стало строгим и злым. – Любить меня не за что, но… любовь – непредсказуемое чувство. Хорошо, что оно есть. Без любви наш мир не смог бы появиться из хаоса, из черноты небытия. Люби и будь любима, Глория. Я отпускаю тебя в твой привычный мир. Отправляйся в свою многоликую Европу. Забудь чистоту и первозданность острова Шуазель.
Он поцеловал ее в губы. Оттолкнул.
