депрессии, но только музыкальный. Но этот фильм все изменил. Они надолго оседлали «маленькую комету».
– Я уже была наркоманкой, но еще не знала об этом, – грустно добавила Дженет. – Этим я обязана маме.
– Секонал и бензедрин, – кивнула Силла. – Тебе давали их круглые сутки.
– Девочка должна хорошо высыпаться ночью, а утром быть бодрой и веселой, – на Силлу смотрели резко повзрослевшие глаза девочки. – Мама хотела быть звездой, но у нее не вышло. Вышло у меня, и поэтому она давила и давила на меня, используя для своих целей. Она никогда не обнимала меня – это делали зрители. Она сменила мне имя и пустила в ход свои связи. Она заключила семилетний контракт с мистером Майером, который снова сменил мне имя, и забрала все мои деньги. Она кормила меня таблетками, чтобы я могла зарабатывать еще и еще. Я ненавидела ее – не теперь, но уже скоро. Но пока мне все равно, – перебила саму себя девочка и пожала плечами, так что ее косички подпрыгнули. – Сегодня я счастлива, потому что знаю, что делать с песней. Я всегда знаю, что делать с песней.
Это павильон звукозаписи, – она махнула рукой. – Здесь происходит чудо. Снаружи мы только тени, призраки и сны, – продолжала она, глядя на автобус с актерами в вечерних платьях и смокингах, который проезжал прямо сквозь них. – Но внутри все настоящее. Пока включены камеры, все живое.
– Это не настоящее, Дженет. Это работа.
– Может, для тебя, – синие глаза девочки потеплели. – Но для меня это была истинная любовь – и спасение.
– Это тебя убило.
– Но сначала я стала такой, какой ты меня знаешь. Я этого хотела. Ты должна это понять, чтобы узнать остальное. Я хотела этого так, как не хотела ничего на свете, ни до, ни после, пока все не закончилось. Эти несколько мгновений, когда я играла, пела и танцевала и когда слезы наворачивались даже на глаза режиссера. А потом, после его команды «снято», актеры и персонал начинали аплодировать, и я чувствовала, что они любят меня. Мне нужно было только это, и я пыталась найти это снова и снова. Иногда у меня получалось. Здесь я была счастлива, особенно в семь лет.
Она вздохнула и улыбнулась.
– Я бы осталась здесь жить, если бы мне позволили. Переходила бы из Нью-Йорка в Древний Рим, из старушки Европы в маленькие американские городки. Лучшей площадки для игр и быть не может. Это был мой настоящий дом. И я была благодарна ему до слез.
– Они выжали тебя до капли.
– Не теперь, не теперь, – раздраженно поморщившись, Дженет отмахнулась. – Теперь все замечательно. У меня есть все, о чем я мечтала.
– Ты купила маленькую ферму за тысячи миль отсюда. Это совсем другой мир.
– Но это было потом, правда? Кроме того, я всегда возвращалась. Я не могла иначе. Я не могла жить без любви.
– А почему ты убила себя?
– У всего есть множество причин. Трудно выбрать одну. Я хотела этого. И я должна была это сделать.
– Но если ты была беременна…
– Если,
