Иди тагда замус другой атдам карасивый мус!» Мой ухмыльнулся, ничего не сказал. А через неделю, под конец сезона как раз, смотрю, идёт в цивильном, две бутылки из карманов пиджака торчат, за ним дружок его, такой же нарядный. «Свидетель, говорит, мой». Свататься пришли. И с неделю ещё пили. И в Сусумане, и на участке ихнем, и в самолёте, и в поезде от Москвы – в общем, всю дорогу досюда. Свадьбу справляли. А расписались тут. Как, по-твоему, что это?
– Бедная Елена Сергеевна! – без всякой задней мысли воскликнул я. – Да как же вас после этого не любить?
– Не жалеть, хочешь сказать? Ладно, проехали… Быльём поросло.
– Вот увидите! Поверьте! Вот увидите! Вы будете счастливы! Поверьте!
– Твои бы слова да Богу в уши. Ладно. Сказала уже: проехали.
– Какие всё-таки прекрасные, Елена Сергеевна, у вас глаза! В эту грустную минуту особенно!
– Ну ладно, ладно! Ишь разговорился! Договоришься смотри! Возьму и отобью у всех! Са-а-всем! А что? Я одинокая, терять мне нечего. Не боишься?
Это звучало шуткой. Я в шутку и принял, в шутку же и спросил:
– И что со мной делать будете?
– А целовать-миловать! Что ж ещё? Ну ладно-ладно, – остановилась она, заметив мою глупую (бывает у меня такая) улыбку. – Всё! Прекратили! Давай чай пить. Пирог есть. Знаешь, какой я вкусный пирог с чёрной смородиной испекла! Пальчики оближешь! Митя аж до икоты объелся! И молоко холодненькое имеется. Сиди, принесу.
И она ушла на кухню.
Но я сидеть не мог. Ещё во время нашего странного разговора я несколько раз поднимался и ходил по комнате. Встал и теперь. Всё мне тут было знакомо. Дом был пятистенный, состоявший из просторного зала, спальни и небольшой кухоньки, совмещенной с прихожей. Мебели было немного. Диван-кровать, над ним на стене репродукция «Незнакомки», обеденный стол со свежей беленькой скатертью и вазочкой живых роз из собственного цветника, что был под фасадными окнами. Старомодный сервант, заставленный посудой, в углу тумбочка, на ней телевизор, на телевизоре будильник. Ни одной иконы в доме не было. Не знаю, верила Елена Сергеевна в Бога или нет, но рассказы мои, когда всё это со мной началось, слушала. Не знаю, как принимала, но слушала не перебивая. Мою выходку на дне рождения приняла как пьяную дурь. Ни говорить, ни слушать об этом не хотела. Как давеча сказала: «Всё, проехали!»
Пирог действительно был вкусный. Слаб человек! Не только одеться, но и полакомиться любит. Это я про себя. В монахи же собрался! На сухарики и пескарики!
Расстались мы, как и прежде, самыми сердечными друзьями. На прощание, стоя у порога, уже взявшись за ручку двери, я не выдержал и сказал:
– Хочу, чтоб вы знали, Елена Сергеевна! Я не видел женщины лучше, благороднее и красивее вас! Что только есть на свете самого хорошего я желаю вам! И знаете… – прибавил я, горько усмехнувшись, – я часто и очень горько жалел, что мы всего лишь друзья!..
– Ну хватит, хватит! – почему-то шёпотом остановила она мой бред. – Иди уж… Иди к своей Manie… Иди-иди…
