следившего за тем, чтобы она не учила нас с Митей своим, как он выражался, «химерам».
Когда мы вошли, служба уже шла. Народу было немного, в основном в передней части храма, у алтаря. Трапезная часть была почти свободна. Когда я купил за стойкой три десятикопеечные свечи и пошёл по левой стене ставить, ко мне подошла одетая во всё чёрное старушенция со слезящимися глазами.
– Ну, а ты чего тут делашь?
– Не видите, свечи ставлю?
– Это я вижу. А делашь-то тут чиво? Узоровать пришёл?
– Вам больше делать, что ли, нечего?
– Точно, – сощурилась она. – Высмотреть и украсть чиво-нибудь хочешь, так? Мотри, живо мелицэю вызовим! Враз скрутют.
– За что?
– Не узоруй! Не кради!
– С чего вы взяли, что я за этим пришёл? Я, может быть, за истиной пришёл?
– За какой ещё истиной? Ты зубы мне не заговаривай. То-то, я мотрю, ты не крестишься. Сатана не велит? Што, попался?
– Х-х! Нате! – и я перекрестился три раза. – Ещё? Вот! – перекрестился ещё. – Я и поклон могу сделать! – И я сделал земной поклон. – Ну, и что теперь скажете?
Но она не собиралась сдаваться.
– А Бога, к примеру, как зовут?
– Которого? Старшего или младшего?
– А-а… – смешалась она, не ожидая от меня такой компетентности. – Который воскрес!
– Кто же этого, бабуля, не знает? Об этом даже в стихах пишут: «Христос воскрес, Христос воскрес». А вообще, Богов не два, а три.
– Без тебя знаю. А молитвы каке знашь?
– А вам каке, длинны али коротки? – в тон ей придурился я.
– Любы.
– Тогда коротки. Господи, помилуй. Что?
Но она всё не унималась, кивнув на икону, спросила:
– А это, к примеру, кто?
– Николай Чудотворец.
– Как догадался?
– Прочитал. Вот, видите, написано? Да я его и так знаю. У бабушки – самая любимая икона. Чуть что и сразу: «Никола Милостивый, батюшка, помоги!» Ну, ещё есть вопросы?
– Ну-ну, не очень-то, иди и молись, – пробурчала она.
– Молись! Да вы мне всё молитвенное настроение испортили! Гнать вас таких отсюда надо! Только церковь позорите!
– А это уж не твоё сопливо дело, – смиренно-обиженно прошипела она. – Я тут, почитай, двадцать лет. И не на таких чудотворцев насмотрелась! Так что иди и молись!
Сёстры, наблюдая за нами со стороны, едва сдерживали улыбки.
«И кто к ним после этого пойдет? – продолжал я возмущаться. – Они и последних разгонят!» И долго не мог успокоиться. Лишь когда одна средних лет, с миловидным лицом, женщина, наблюдавшая эту сцену, подойдя к нам, тихонько шепнула: «Спуститесь к Иоасафу. Такая благодать!» – от сердца отлегло.
Не знаю, была ли то благодать или всего лишь моя фантазия, но у мраморной
