не подняться? – сладко пропела Ульянка.
– Удачи тебе, Федор Леонтьевич! – с усмешкой пожелал Цыклер.
Глава 4
Новые обстоятельства
Софья после похорон брата забилась в свой кабинет, покидая его днем лишь для трапезы и, чтобы посетить храм. С утра до вечера она размышляла о произошедших событиях. Царевна догадывалась, что зачинщиком возведения на престол сына ненавистной ей мачехи был вовсе не патриарх, поскольку по своему характеру он был весьма осторожным человеком. Не зря его недоброжелатели утверждали, что в начале своего патриаршества Иоаким однажды заявил царю Алексею Михайловичу:
– Я, государь, не знаю ни старой веры, ни новой, но что велит начальство, то готов творить и слушаться его во всем.
Наверняка настоящими инициаторами беззаконного наречения Петра царем были царедворцы, добившиеся высокого положения при Федоре Алексеевиче и пользовавшиеся у недавно скончавшегося царя огромным доверием. Многочисленные князья Долгоруковы21 поднялись за последние несколько лет так, как им не удавалось возвыситься, несмотря на всю их знатность, ни в одно из предыдущих царствований. Но Долгоруковы хотя бы Рюриковичи, а боярин Языков и братья Лихачевы не могли похвастаться родовитостью, что не помешало никому из них войти в ближайшее окружение государя. С кем у царя совсем испортились отношения, так это с его родственником, боярином Иваном Михайловичем Милославским, из-за самонадеянности последнего. Милославский попытался помешать женитьбе Федора Алексеевича на Агафье Грушецкой и совершил еще несколько неосмотрительных проступков, приведших его, в конце концов, к опале. Когда Ивана Михайловича изгнали из Кремля, он обвинил в этом Языкова, князей Долгоруких и братьев Лихачевых, хотя сам был более всех виновен в своих неприятностях. Если бы царевич Иван взошел на престол, он наверняка приблизил бы к себе родича, и тот, конечно же, попытался бы отомстить недругам. Князья Долгоруковы, Языков и Лихачевы, зная о том, чем грозит им возвышение Милославского, готовы были лечь костьми, чтобы не подпустить его к власти.
«Иван Михайлович умом не блещет, – думала Софья. – Он, поди, не скрывал своих помыслов – вот его враги и всполошились. Языков уж три года стелет себе соломку, на случай смерти царя Федора: иначе не объяснить его хлопоты за Матвеева. Прочие бояре тоже словно забыли, как они при моем отце, государе Алексее Михайловиче не ладили с Артамоном. Вот дураки! Лучше бы они попытались с Милославским помириться: его легко обвести вокруг пальца. А Матвеев – хитрая лиса: он своими радетелями попользуется и избавится от них за ненадобностью».
Мучаясь от собственного бессилия, царевна пыталась убедить себя в необходимости смириться с происходящим:
«Обычай не дозволяет мне, девице, вмешиваться в государственные дела. Нельзя нарушать обычаи, ибо на них зиждется порядок в царстве».
Но тут же внутренний голос принимался ей доказывать, что Господь считает иначе, если наделил
Князья Долгоруковы и Долгорукие – потомки жившего в XV веке князя Ивана Андреевича Оболенского по прозвищу «Долгорукий» (их еще в начале XVII века называли в некоторых документах Оболенскими), а вовсе не князя Юрия Владимировича Долгорукого, как многие считают.
