style="font-size:15px;"> Пока Миха во второй заход крутил плетью, и сам Шишкин показывал класс, опираясь рукам о круп жеребца, словно о гимнастического «коня», Лешка унял перепуганную кобылу, передал её униформисту и нырнул в гримерку. Остро захотелось скинуть несчастливый костюм, одеться в цивильное, отогреться подле податливой девки или бутылки крепкого. Ему было стыдно. Шишкин, потный несмотря на холод, ввалился в гримерку чернее тучи. Он ничем не укорил товарища, но складка, застывшая между густых бровей и недобрый взгляд цыгана подсказывали – по приезде в Харьков Лешке по-любому придется искать новое место. Что ж, тем лучше!
Раздражающее сочувствие Леона Рудольфовича только добавило злости – Лешка чувствовал, что за фальшивой жалостью прячется осуждение – недоделал, не отрепетировал толком. Он увернулся от старика и поднялся в зал. До антракта оставался последний номер – Ангелина и Северная симфония.
Дебелая дрессировщица в меховых гетрах и дурацкой шапке-ушанке вышла к зрителям, помахивая хлыстом. Из динамиков грянуло «Увезу тебя я в тундру» и выскочили собаки – три мохнатых красавца-хаски. По мановению руки женщины звери расселись на тумбах, крутя хвостами, облизываясь в ожидании подачек. Первый пес, повинуясь властному жесту, закружился вьюном, обходя ноги дрессировщицы, потом жадно подпрыгнул, ухватил шарик корма и был отправлен на место – ждать. Второй хаски старательно перескочил через хлыст, сглотнул лакомство и требовательно залаял – голод мучил его давно, а от женщины пахло едой. Удивленная Ангелина указала зверю на тумбу, щелкнула пальцами – и пес вцепился ей в нарукавник. Из потайного кармашка корм посыпался на манеж, хаски, рыча от жадности, начали его заглатывать. Побледневшая дрессировщица застыла в изумлении, по красивой руке стекала кровь. Ряды зашумели. Какой-то мальчишка швырнул собакам огрызок булки – ближайший пес перехватил пищу в полете и моментально сожрал, давясь. Раздались крики «Позор! Живодеры!», громко заплакал ребенок, кто-то шумно бранясь начал пробираться к выходу.
Лешка одним махом перескочил через барьер. Выхватив хлыстик у Ангелины, он громко щёлкнул им, как шамберьером, потом взбил пыль у лап ближайшего пса. Хаски рыкнул, но отступил. Первый голод был утолен, а что такое бич дрессировщика, псы знали. Умные звери развернулись и дружно потрусили за кулисы. Лешка подхватил Ангелину под ручку и вывел – он опасался, что дрессировщица потеряет сознание.
– Это ж чистые волки, милочка, разве можно так неосторожничать? – покачал головой подоспевший Леон Рудольфович, глядя, как псов загоняют в клетку. Он пришелся крайней не к месту со своей репликой – осатаневшая от неудачи Ангелина громко и неизящно обложила старика по матушке. Мятая физиономия Леона Рудольфовича исказилась – то ли от стыда, то ли от ярости. Лешка разбираться не стал – кто ж суется к злой бабе под руку. Он мягко отодвинул старика и прислушался к гудящим
