всегда. Он прибавил в уверенности, в представительности, в харизме и авторитетности, если такое вообще возможно, ибо Эрнесто всегда был человеком сильного характера, природной легкости и с душой лидера. Уже ребенком он считался главарем, никогда никому ничего не навязывая – просто потому, что он внушал доверие. Рядом с ним даже более старшие ребята чувствовали себя защищенными. Его дружба отличалась стойкостью, непоколебимостью и верностью.
Я отметил то уважение, что он внушал своим людям. Передо мной стоял брат, и он ласково улыбался мне, щекотал меня, как когда-то в прошлом, но это был совершенно изменившийся человек. И я поспешил открыть для себя этого брата, того, кто с такой отвагой отличился в бою, кто во главе трех тысяч товарищей одолел хорошо обученную пятидесятитысячную армию, поддерживаемую крупнейшей мировой державой, Соединенными Штатами. И самое важное для меня заключалось в том, чтобы вновь найти ту общность, что связывала нас в детстве.
Нас на джипе отвезли в отель «Хилтон», где мы должны были жить в течение пока еще неопределенного времени. На улицах Гаваны царила атмосфера страны, наконец-то освободившейся от длительного ига. Во всех кварталах звучала музыка, и люди танцевали, празднуя победу молодых революционеров, которым они были обязаны обретенной свободой. Кругом стоял головокружительный гомон. Партизаны из Сьерра-Маэстры, едва владевшие грамотой, которые никогда не покидали своих деревень или гор и у которых никогда не хватало времени, чтобы побывать в городе, теперь любовались роскошью столицы, небоскребами, автомобилями, отелями.
В «Хилтоне» все выглядело сюрреалистично и необузданно экзотично для молодого аргентинца, каковым был я. Здоровенный негр и карлик в ливреях стояли перед входными дверями, это были охранники из какой-то другой вселенной. Американский актер Эррол Флинн бродил по вестибюлю: прибытие колонны Че в Гавану застало его во время отпуска. Роскошный зал в стиле барокко был наполнен партизанами, развалившимися на диванах, и туристами, изумленными тем, что они вдруг превратились в случайных очевидцев свершившейся революции. И те, и другие выглядели ошеломленными: у них даже не осталось времени «переварить» такой поворот событий. Пока мы наблюдали за всем этим, тоже совершенно ошеломленные, прибыл команданте Камило Сьенфуэгос со своим отрядом. Партизаны вскочили – все, как один. Камило был красив и импозантен с его бородой, длинными волосами, в бежевой ковбойской шляпе и с пистолетом-пулеметом Томпсона на плече. Он разразился громовым хохотом. Он тоже стал легендой. Эрнесто направился к нему, обнял, а потом представил нам. Они стали добрыми друзьями. Сотрудники «Хилтона» вообще ничего не понимали. Ведь все произошло так быстро! В самом деле, это было невероятное зрелище, и я смаковал каждую его секунду. Столы были завалены огнестрельным оружием, и там не оставалось места для тарелок и даже для чашек. Солдаты выглядели оборванными и неопрятными. Они два года находились в подполье.
