в это верить.
И лучшее тому доказательство я сам. У меня больше нет друзей, и я разучился смеяться.
Заранее.
Бетти задалась целью предложить мне другую жизнь.
Для возвращения блудного сына в общество она решила помочь мне оценить простые радости, честные удовольствия и законные устремления.
Бетти преуспела только потому, что, целуя ее, я покорно соглашался измениться, дорасти до нашей любви и того будущего, которое она нам сулила. В тот день я сжимал в объятиях другой мир. Мир, в котором я стоил дороже мелких краж и выходок, приносящих мгновенное возбуждение, за которым неизбежно следовала душевная опустошенность.
Бетти все удавалось, потому что действовала она очень умно.
Она не противопоставляла свой мир моему, не пыталась опорочить моих друзей и разлучить нас. Ей было весело с маленькой бандой, она проявляла уважение, хотела убедить остальных в пользе перемен.
Она ничего мне не навязывала. Просто указала направление и позволила идти новыми путями, оглядываясь по сторонам и оценивая многообещающие возможности, а себе определила скромную роль штурмана. Она умело представила эту жизненную перемену как возможный и логичный результат моего опыта и жизненной ситуации. Льстя моему эго, поощряя честолюбие, Бетти помогла мне оценить альтернативы, где я мог бы пустить в ход волю, хитрость и мой, как она говорила, грубый ум.
Я медленно следовал за ней, постепенно отвыкая от прежних привычек и отдаляясь от приятелей.
Чтение стало одним из главных мостиков, перекинутых между мирами.
Бетти часто говорила о своих любимых авторах, рассказывала мне их биографии. Она действовала тонко, учла мою натуру и начала с тех, кто мог оказаться мне ближе других, выбрав хулиганов и бунтарей, «отклоняющихся» от нормы. Буковски, Фанте, Селин, Керуак. До знакомства с Бетти я, как дурак, думал, что литература создается одними буржуа для других, и вдруг обнаружил среди писателей алкоголиков, арестантов, забияк, ставших гениями, властителями дум, кумирами. Люди, чья жизнь была трудной и голодной, изгои могли вызвать трепет в душах образованных читателей, потому что писали, обмакивая перо в кровь собственных страданий и времени, в котором жили.
Оказалось, что существует страна, где правильно расставленные буквы могут изменить жизнь, заставить мое сердце биться сильнее, а душу – трепетать в ответном переживании. Я открывал эти новые земли, слушая, как Бетти пересказывает сцены из повестей и романов или читает тщательно подобранные отрывки.
Как только мне стало мало просто кивать в ответ и задавать вопросы, она подсунула мне роман Джона Фанте «Спроси у пыли». Я прочел его за одну ночь, обнаружив, что способен глотать страницу за страницей, борясь со сном. Простые, отточенные, как лезвие бритвы, слова ранили мне душу. Агрессивные образы воспринимались словно удар кулаком в лицо. Чтение превращалось в иную форму столкновения, и я уже не мог без него обойтись.
Моя
