боялся разочаровать тебя. На самом деле я хотел учиться танцевать.
Я потрясен его признанием.
– Нужно было сказать!
– А ты бы согласился?
– Конечно! Сам знаешь, я не фанат футбола, даже не смотрю матчи по телевизору! Разве что самые важные.
Он на мгновение задумывается.
– Забавно… Иногда такого себе напридумаешь… Я думал, ты надо мной посмеешься: парень – и вдруг танцы! Вообще-то я не собирался заниматься классическим балетом, мне больше нравился хип-хоп… но так и не решился признаться.
Мы молчим. Он сидит, прислонившись спиной к стене дома.
– Ты пишешь, папа?
Я вздрагиваю.
– О чем ты?
– Ты ведь всегда мечтал быть литератором. – Он поднимает глаза и отвечает на мое немое изумление. – Я знаю некоторые вещи – непонятно откуда.
– Да нет, не литератором. Я просто хотел писать.
– Так почему никогда не пытался?
Я вспоминаю самое начало нашей с Бетти совместной жизни: мы в комнате, ужасно хочется есть, но я не могу оторваться от книги и воображаю, как однажды возьмусь за перо и положу на бумагу историю. Мою историю.
– Я было начал. Написал… всякие глупости. Но мне нужно было работать, зарабатывать на жизнь. Вышло так, что я потерял свою мечту в груде дел. Вот так. Время проходит, унося с собой наши мечты. Наверное, я просто не мог рассказать ничего интересного. Только страдания делают человека настоящим писателем.
– А теперь?
Не уверен, что понимаю точный смысл его вопроса. Не дождавшись ответа, он продолжил:
– Мне очень нравились твои истории. Ты рассказывал их мне перед сном и в машине, когда мы отправлялись на каникулы.
– Придумывал не я, а мы, вместе.
– Да, конечно, ты начинал, а мы должны были продолжить. Маме это нравилось. Она никогда ничего не могла придумать. Помнишь, как мы смеялись? Особенно в конце, когда получалось бог знает что!
Мне кажется, что голос Жерома доносится откуда-то издалека. Так бывает в горячечных снах, где чередуются отрывистые звуки и смутные образы. Я осознаю странность ситуации. Почему он рядом? Почему время от времени приходит на закате поговорить со мной? И почему я никогда не удивляюсь его появлению?
Значит, варварские, бесчеловечные события вытолкнули меня за пределы жизни. Случилось невозможное, разметав в клочья основу, на которой я выстроил логику своего существования. И слова – носители образов, ценностей, смыслов – начинают размываться. Возможно, однажды они снова обретут форму, но уж точно не в тех местах, куда я их поставил.
Не знаю, угадал Жером мои мысли или нет, но он встал.
– Ложись спать, папа. Тебе завтра на работу.
Я улыбаюсь.
– Ты же не запретишь мне бодрствовать?
Он улыбается в ответ:
– Мне иногда кажется, что мы поменялись ролями. И это я должен тебя защищать.
Я содрогаюсь.
– Защищать меня? Но от чего?
– Иди
