делаю усилие, чтобы встать, но бремя открытия тянет меня вниз. Руки начинают дрожать, а пульсация в голове возобновляется с новой силой.
Пот пробивается через поры. Меня обуревает жалость к бедной женщине, которая спокойно спит, не подозревая об ошибке, которая может изменить всю ее жизнь.
Я позвоню доктору Сандерсу утром. Он будет путаться в словах:
– Не представляю, как это случилось, Дейзи.
Но его извинения закончатся на счастливой ноте, вместо грустного «Мне так жаль!».
А потом он тоже замолчит, поняв, что это означает для пациентки, которую я никогда не встречала, но с которой связана навеки ужасным поворотом судьбы. И мы оба подумаем об одном и том же: хотя новости замечательные для меня, где-то в этот момент находится женщина, оказавшаяся на самом дерьмовом конце закона Ньютона.
На каждое действие имеется равное противодействие.
Я буду жить.
Это означает, что она умрет.
Джек очень крепко спит. Я часто подшучиваю, что если наш дом, как в «Волшебнике страны Оз», поднимет и унесет торнадо, он будет храпеть и ухом не поведет. Но сегодня, стоило притронуться к его руке, как он открывает глаза.
– Дейзи, – шепчет он.
Его кожа еще теплая со сна, и я не снимаю руку с его плеча.
– Что, если это ошибка?
Едва слова слетают с языка, я понимаю, как ребячески-отчаянно они звучат. И убежденность, которую я чувствовала на полу кухни, покидает меня так же быстро, как воздух – легкие боксера, получившего удар в солнечное сплетение.
Джек с трудом садится и, прислонившись спиной к белой панели изголовья, которое я нашла на гаражной распродаже вскоре после нашего переезда, тянется ко мне.
– Иди сюда, – приказывает он. Я зарываюсь носом в его подмышку второй раз за ночь. И затем я просто рассказываю Джеку все, объясняю свою теорию.
Ампутированная нога.
Перепутанные младенцы.
Другая, мирно спящая женщина.
Когда я замолкаю, Джек прижимает меня к себе.
– Может быть, – шепчет он в мои волосы, но не потому, что считает это правдой. Он шепчет это потому… А что еще ему сказать?
Я отчетливо понимаю, хоть и не верю в это, не верю по-настоящему, отчаянно хочу, чтобы поверил Джек. Хочу, чтобы он подпрыгнул, захлопал в ладоши и подтвердил – да! Конечно! Все это ужасная ошибка! Не та, над которой мы будем смеяться через десять лет. Боже, нет, конечно. Но та, о которой мы думаем, как об ужасном дерьме, случившимся с нами. Вроде того, как если бы наши машины сломались одновременно или подвал опять затопило.
Но он смотрит на меня и говорит:
– Могло быть хуже. Помнишь то время, когда мы думали, что ты умираешь?
Я скрываю разочарование и выдавливаю смешок.
– Попытаться стоило.
И потом, хотя мы с Джеком не особенно любили обниматься, я не освобождаюсь от его объятий, даже когда моя рука начинает
