Видя, что «Рюрик» прекратил стрельбу, стал уходить и «Бремен», который не мог поддерживать с «Рюриком» единоборства.
– Перископ на правом крамболе! – закричали сигнальщики.
Командир и штурман приложили к глазам бинокли. Справа по носу что-то торчало из воды.
– Лево на борт! Противоминной артиллерии открыть огонь! – приказал командир.
«Рюрик» плавно покатился носом влево. Небо и море, как огромная передвижная панорама, повернулись на полкруга. 120-миллиметровые орудия огласили воздух громкими резкими хлопками. На месте скрывшегося перископа забил целый строй пенистых фонтанов.
Сизая дымка на горизонте скрыла неприятельские корабли. «Рюрик» опять один.
– Надо догонять нашу бригаду, – сказал командир. – Запросите по радио ее место. Теперь можно не скрываться.
– Есть, – ответил старший штурман.
– В носовой башне точно умерли все. Спросите по телефону, в чем дело.
– Телефон не отвечает, – доложил телефонист.
– Бегом в носовую башню! – крикнул командир ординарцам и, выйдя из боевой рубки, стал с мостика смотреть, как ворочали медный штурвал, откатывая тяжелую броневую дверь.
Несколько секунд спустя расторопные ординарцы стали выносить на свежий воздух лежавшую без чувств, угоревшую и отравленную команду.
Вызвав доктора и санитаров, командир спустился вниз и подошел к башне.
Доктор поочередно щупал пульс и отгибал веки.
– Живы? – коротко спросил командир.
– Живы. Свежий воздух и кофе. А сейчас будем делать искусственное дыхание.
– Георгий Алексеевич! Как себя чувствуете? – спросил командир лежавшего на палубе Арчеева, видя, что тот открыл глаза.
– Хорошо, – шепотом ответил он.
Глаза его смотрели в небо, а небо сплошь было в чайках… Чайки и большие мотыльки с перламутровыми крыльями часто-часто рябили пред его глазами, заслоняя солнце и застилая небеса, так что временами наступала темнота. Море убаюкивающе шумело, покрывая слабо доносившиеся до его слуха голоса. Иногда совсем темнело пред глазами, и тогда он слышал голос матери, говоривший ему что-то по-французски. Но тут же слышалась и невероятно крепкая речь старшего офицера, распоряжавшегося переносом отравленных на кормовой мостик. Арчеев почувствовал укол в руку и запах камфоры. Он очнулся и снова забылся, испытывая ломящую боль в висках. И над всем этим – тихое и спокойное сознание, что все хорошо, все – как надо, все сделано, ничего не забыто.
«Сивуч» и «Кореец»
4-го августа 1915 года после продолжительных усилий, под покровом густого тумана, немцам удалось форсировать Ирбенский пролив и провести свои крейсера в воды Рижского залива.
Наши миноносцы, защищавшие пролив, отступили к Монзунду, закрывши минным заграждением подходы к нему с юга. Залив оказался в руках немцев, получивших доступ к Риге и Пернову. Наш Северный фронт оказался перед угрозой немецкого десанта в тыл его правого
