тот, чьи качества наибольшим образом соответствуют устоям, традициям, устремлениям общественной группы, осуществляющей движение, и чья «программа» – концепция устремлений данной общественной группы в данный период времени. «Двоякого рода психологический процесс способствует признанию лидера: проекция на него своей собственной сущности и отожествление себя с ним. Лидера надо заметить и увидеть в нем самого себя»[23].
Высокий, светловолосый, голубоглазый, физически крепкий (действительную службу он нес в Атаманском полку), Фомин был отнюдь не бедняк. Во время войны из дому ему прислали второго коня вместо убитого. B 1917 г. он был членом полкового дисциплинарного суда.
По своим способностям Фомин был неплохой командир полка и прекрасный командир сотни. Куда бы ни забрасывала его судьба впоследствии, взлетал ли он до командира дивизии в Донском корпусе Миронова, сидел ли в камере смертников вместе с тем же Мироновым, но стоило ему в составе маршевого пополнения прибыть в кавалерийскую часть, местное начальство неизменно выделяло его и, как правило, назначало сотенным или эскадронным командиром. Определенных политических убеждений Яков Ефимович не имел. Всю жизнь он был «за казаков». За своих из 28-го полка, за казаков мироновского корпуса летом 1919 г., за кряхтевших от продразверстки верхне-донцов в 1920–1921 гг. Жизненный путь свой он закончил в смутные времена «политического бандитизма» главарем банды, известной своей жестокостью и беспощадностью.
Иван Георгиевич Мельников (1890—?), казак хутора Солонцовского Еланской станицы, был прямой противоположностью Фомина. Рост средний, темная челочка, падающая на лоб, коротко подстриженные усы. Происходил он из зажиточной семьи. Отец его до революции держал 5 лошадей, 4 пары быков, 3 коровы, 5 голов гулевого скота. В действительную службу был Мельников полковым писарем 12-го Донского полка (должность, по понятиям неграмотных казаков, очень высокая). Авторитет у него был огромный, делегатом от полка избирался он на Войсковой круг I созыва. В смутном 1917 г. во время керенщины и калединщины увлекался он социал-демократическими идеями и даже вступил в партию. Весной восемнадцатого года был связан с Новочеркасской ЧК, во время налета кривянских казаков на город был в тюрьме, бежал и всплыл в белой армии в 28-м Верхне-Донском полку.
Обладал он редким для казаков качеством держать нос по ветру, и будущее сулило ему достижение на административном поприще вершин, в иные времена недосягаемых. В 1919 г. был адъютантом (начштаба) полка в корпусе Миронова и один из немногих не принял участия в мятеже. Высшей его должностью в армии было – замначальника штаба дивизии по административной работе. В 1920 г. по просьбе местных властей вернулся он в родной округ, занимал высокие посты, одно время был даже председателем окрисполкома, но оказался замешанным в историю с мятежом эскадрона Фомина и попал под следствие. Где он был после, неизвестно, а вот в 1942 г., при немцах, объявился на посту «мэра города Миллерово». Умер где-то за границей.
Но все это было потом, а пока Фомин,
