Ледоход. Елена Крюкова

      Мороз – за двадцать. Горлом – ругань,

      Как кровь. И встали, как столбы —

      Недвижно, деревянно, грубо.

      Сияют стриженые лбы.

      Я не боюсь вас. Ближе, дети.

      Я ничему не научу.

      На сцене в пыльном тусклом свете

      О вашей жизни помолчу.

      На воле – дергаются панки.

      И что-то рокеры кричат.

      У вас глаза, как после пьянки,

      И лапы загнанных волчат.

      Колония. Соври попробуй.

      А ну! Давай-ка не молчи.

      Мальчишки эти в серых робах —

      Нам – ангелы и палачи.

      Они казнят нас, если надо.

      За песенное барахло.

      За то, что мы подачке рады.

      За то, что сытно и тепло.

      Хоть сытость – молоком прогорклым.

      Хоть жар – ступнею на снегу.

      Мальчишки, милые! Мне горько.

      Но я соврать вам не смогу.

      Я только вас пересчитаю

      И ужаснусь: сколь много вас!

      Как смотрит Родина святая

      Безверьем жестких детских глаз…

      И, тщетно руки вам со сцены

      Протягивая и крича

      Стихи, – я ужаснусь измене

      Труду тюремного врача.

      Я желала… Я хотела…

      Не возбраняется штопать черные дыры…

      Я хотела принести собственное тело

      В жертву Фейерверку Будущего Мира.

      О мире молитва такая написана!.. Слушать —

      Некому. Все кругом – атеисты.

      …Я хотела принести собственную душу

      В жертву звезде, горькой и чистой.

      А звезду заслонили дымы котельной.

      А на кухне жарят хлеб на маргарине.

      …Я хотела спасти людей от беды смертельной!

      Выяснилось – беды нету и в помине.

      Апокалипсис – просто страшная сказка.

      А все договоры все равно подпишут.

      А чудо – посреди ненависти – ласка.

      А чудо – это когда тебя глухие – слышат.

      И теперь я уже не молюсь о Мире.

      За меня старухи поют в церкви

      тонкими голосами.

      Ну, а я – все штопаю простые черные дыры.

      Ибо заплаты на все прорехи

      мы приучены ставить

      сами.