моей божественная Мекка.Жизнь становится и краше и длинней.
Свет идет от мега-человека,
нет зловещих и уродливых теней.
Там обманывать товарища нелепо.
Жизнь украшена подарками судьбы.
Там поддерживают ласковое небо
вековые корабельные дубы.
Там осталась человеческая честность.
Там свободный, а не вынужденный труд.
Там великую российскую словесность
для детей своих и внуков берегут.
Там синеют рядом с чистыми полями
перелески и пречистые пруды.
Там проходят и обиды и страданья
от сияния рождественской звезды.
В начале было Слово
Пимен
Сиять божественным свечам!
В своей России, как в изгнанье,
все пишет Пимен по ночам
свое последнее сказанье.
Он нежность к родине сберег.
А в сердце гнев, как брага, бродит,
Одна лишь Истина, как Бог,
его рукою дряхлой водит.
Лампада тусклая горит.
Стол окроплен святой водою,
И ангел Памяти парит
над головой его седою.
Из храма изгнан и с ТВ,
он под хоругви Веры призван, —
не потакать людской молве,
а верить правде. Верить жизни.
Ведь люди поняли уже,
что наша правда растерялась,
что в каждой нынешней душе
так мало Господа осталось…
Что наших предали отцов —
потомков даже не колышет.
Героям плюнули в лицо —
вам все равно, – но Пимен пишет.
Ему забыться не дают
и низость лжи во власти высшей,
и безнаказанность иуд.
Старик все пишет, пишет, пишет.
Он верит: преданность и честь
мы все ж навеки не отринем.
На каждого монарха есть
непресмыкающийся Пимен.
Слабеет дряхлая рука.
Глаза, уставшие в потемках…
Сквозь бури, грозы и века
он слышит возгласы потомков.
Едва ли чувствует он сам,
какую вызовет тревогу
его Посланье небесам
и адресованное Богу…
Фальшивых слов недолог срок.
Тускнеют новые витии.
А летописцев Бог сберег.
Бессмертны Пимены России.
Слово
Плакала Саша, как лес вырубали…
Слово! Спасибо тебе за труды.
Жили всегда мы печально и хмуро…
Плодоносили и в стужу сады
нашей спасительной литературы.
Трудные были всегда времена.
Только во время побед и печалей
люди и впрямь поднимались со дна, —
книги читали. Книги читали.
С самого детства ступала нога
в сказочный лес Алексея Толстого,
в парк Паустовского, сад Маршака.
Шли мы тенистой
