хватит вам! – заорал Пашка. О-оо, как всегда хотелось ему в такие секунды перенестись туда, где в стенах царит уют и покой, где люди говорят улыбчиво, доброжелательно и ровными голосами. Но нет, не сыскать такой лазейки из этой хваткой трясины обстоятельств, да и как бросишь мать в такие минуты.
– Это я – нищий?! Деньги сюда, быстро, – тянул руку отец, – деньги, и я ухожу, уж я-то сумею взять на них кусок мяса! – Но образцовая дуля все также целила ему в переносицу. – Деньги! гадина! сука! – задыхался отец от ярости, пытаясь отодвинуть сына в сторону.
– Оборванец поганый!
– Н-на! – попытался он достать кулаком мать. Пашка, уперев ладони в его грудь, безуспешно теснил.
– Слаб еще, сынок, – удовлетворенно отметил отец, – жидковат. Да ты не думай, Павло, я ее не трону, заберу вот деньги по-хорошему и уйду. Раз я – оборванец, раз меня не кормят, уйду, – играючи потеснил его грудью. А мать все также отважно держала его на прицеле дули, чем несказанно ранила самолюбие.
– А-аа! – махнул рукой Пашка и отправился в другую комнату. – Царапайтесь сколько влезет, отводите душу. – Его не отпускала дрожь, глаза застилали слезы. Состояние такое, что запросто бы начал месить руками и ногами всех подряд, и правых и виноватых, крушить все, что ни попадет под руку, может тогда хоть чуток полегчало бы, вышло бы скапливаемое озлобление. Ну, что это за жизнь? неужели взрослые, вроде бы, нормальные люди не могут положить конец этим бесконечным концертам, его пытке, договориться о чем-то тихо и нормально.
– Так не дашь? – зловеще шипел отец.
– Не дам, у тебя семья, Илья, не только о своей глотке надо думать.
– Ла-адно… – хлопнув дверью, он вышел.
Пашка видел в окно, как отец наведался в сарайчик, где, наверняка, выпил еще. Стискивая кулаки и мыча от бессилия, заметался по комнате. Грохнуть его, что ли? подумал он со злой решимостью и достал из потайной ниши небольшой самопал. Заряд тут был что надо – пара картечин, черного пороха больше мерки, только вот заряд довольно старый, может подвести. Пашка сменил затравку и достал из буфета новый спичечный коробок, чтобы ширкалка не подвела. Стал репетировать быстрое выхватывание самопала из ниши, чем отвлекся и немного забылся, успокоился.
– Мамань, – строго сказал он, – я тебе обещаю, будешь перечить ему, уйду в общагу, завтра же, меня и так уже, как психа какого колотит.
– Ладно, сынок, ладно, обидно только, не человек я разве.
В сенцах закашлял отец.
– Шепчетесь все, договариваетесь, – покривился он, – союзнички…
– Вы мне оба одинаковы, – пробормотал Пашка. Отец стал мрачно доедать остывший суп.
– Давай, Илюш, доедай, чайку попьем, да я со стола убирать буду, – миролюбиво заговорила мать, она уже отошла, откипела, из отходчивых, – уберу да пусть Паша садится уроки делать. – Полезла в подпол за вареньем. Отец молча встал, подошел и сильно пнул в грудь ботинком.
– Эт-те,
