ничего не подписывала, папа, правда, да он и не просил, я не о том, ты не понял!
– Точно? Может, ты просто забыла?
– Точно. Он не может заставить меня забыть. Или захотеть. Или что-то сделать. Ты ведь об этом спрашиваешь?
Папа, сглатывая, кивает, но по-прежнему смотрит очень внимательно, требуя продолжения.
– Анхен сказал, это у меня генетическое отклонение такое. Голос крови отсутствует.
– Так его зовут Анхен?
– Анхе-нари-дит, – выговорила наконец, – ир го тэ Ставэ. Второе имя не помню. Что-то вообще несусветное. Не знаешь, почему у вампиров имена такие… нечеловеческие? Нет, ну если мы от них взяли и язык, и культуру, то почему их имена такие… не наши? Ни в язык, ни в культуру не вписываются?
– Лара, ты разговор на фонетику не уводи. Что за генетическое отклонение? Голос крови не может отсутствовать, это от природы, люди такими созданы.
– Я не знаю. Ты спросил, я ответила, как мне это сказали. Но приказать он мне действительно ничего не может, и это его… не то возмущает, не то забавляет, я не поняла.
– И он что же, проверял?
– Проверял. Я думала, поседею с таких проверок. Не сегодня, еще тогда, в университете. В кабинет к себе вызывал. Потом ночами мне в кошмарах снился. Знаешь, что сказал? «Прости за смелый эксперимент». Я для него как крыса. Лабораторная. Потом диссертацию напишет. А потом убьет. Нет, есть не будет, я для него невкусная, кровь ему моя не подходит, не тот сорт мармелада. Просто шею переломит двумя пальцами и думать забудет, – у меня начиналась истерика, нервное напряжение этого дня и того, первого дня нашего знакомства вырывалось в судорожных всхлипах, катилось по щекам слезами. Я понимала, что надо остановиться, успокоиться и не пугать отца, но рыдания душили меня, вырывая из груди все новые подробности.
– Знаешь, он такой вежливый, такой заботливый, такой галантный – настоящий вампир. Но только все это – лишь пока ему повинуются, пока делают все по его слову, по взмаху ресниц буквально. А стоит сказать ему «нет» или повысить на него голос – и куда что делось!
– Никогда не встречал человека, способного повысить голос на вампира.
– Да ну? Ну, вот считай, что прямо сейчас встретил. Он вот тоже никогда не встречал. Оказался глубоко не готов, вся вампирская вежливость дымом улетела.
– Так это он тебе запястья так украсил?
– А кто еще? Мне было так больно, папа, так страшно, я плакала и умоляла меня отпустить. А он просто сидел себе в кресле и объяснял, что больно будет до тех пор, пока я не осознаю, что веду себя неправильно! А сегодня он пришел, и я так испугалась! А ты не спас меня от него, не защитил! А если бы он и правда уволок и заставил все подписать, ты так бы и сидел и смотрел в окошко?
Папа сел рядом со мной на кровать и тяжело вздохнул.
– Ты не справедлива, дочка. Вот мама бросилась тебя спасать, и что? Она уже даже не помнит, из-за чего она так всполошилась. Голос крови во мне ослаблен, и я могу объективно осознавать их действия и не мечтать стать их пищей.
