угадала ты или нет. Впрочем, доктору Баннерлингу я всегда отвечала невпопад. Или, возможно, этот – доктор богословия, а такие доктора тоже любят задавать каверзные вопросы. Я их столько переслушала, что хватит надолго.
Яблоко с Древа Познания – вот что он имеет в виду. Добро и зло. Любой ребенок догадался бы. Но я не буду ему подыгрывать.
Снова прикидываюсь дурочкой:
– Вы проповедник?
– Нет, – говорит, – я не проповедник, а врач. Но врачую не тела, а души. Болезни души, ума и нервов.
Я прячу яблоко за спиной. Я ему нисколечко не доверяю.
– Нет, – говорю, – я не вернусь туда. Только не в Лечебницу. Я просто физически этого не выдержу.
– Не бойтесь, – говорит он. – Вы же не сумасшедшая, Грейс, правда?
– Нет, сэр, я не сумасшедшая.
– Тогда вам незачем возвращаться в Лечебницу, верно?
– Им не нужны для такого причины, сэр.
– Для этого я сюда и пришел, – говорит он. – Я хочу понять причину. Но для того чтобы я мог вас выслушать, вы должны со мной поговорить.
Я понимаю, что у него на уме. Он – коллекционер. Думает, стоит дать мне яблоко, и можно вставить меня в свою коллекцию. Может, он газетчик. Или путешественник, осматривает достопримечательности. Такие приходят и глазеют, и когда на тебя смотрят, чувствуешь себя крохотной букашкой, а они берут тебя двумя пальцами и разглядывают со всех сторон. А потом опускают на землю и уходят.
– Вы все равно не поверите мне, сэр, – говорю. – Суд давно прошел, приговор вынесен, и мои слова ничего не изменят. Спросите лучше стряпчих, судей и журналистов – они, видать, разбираются в этой истории лучше меня. В любом случае, я ничего не помню. Все остальное помню, а тут – полный провал. Вам, наверно, говорили.
– Я хочу вам помочь, Грейс, – говорит он.
Вот так они и втираются в доверие. Предлагают помощь, а взамен требуют благодарности, и хмелеют от нее, как коты от кошачьей мяты. Он хочет вернуться домой и сказать себе: «Без труда выловил рыбку из пруда. Экий я молодец!» Но меня он не выловит. Я буду молчать.
– Если вы попробуете рассказать, – продолжает он, – то я попытаюсь вас выслушать. Из научного интереса. Право, не одними же убийствами нам заниматься! – Он говорит доброжелательно, но за этой доброжелательностью кроются совсем другие намерения.
– А вдруг я вам солгу?
Он не говорит: «Какие глупости, Грейс! У вас больное воображение». Он говорит:
– Возможно. Солжете нечаянно, а может, и преднамеренно. Возможно, вы лгунья.
Я смотрю на него:
– Кое-кто так и считал.
– Давайте все же попытаем счастья, – говорит.
Я смотрю в пол.
– Меня заберут в Лечебницу? – спрашиваю. – Или посадят в одиночную камеру, на хлеб и воду? – Он говорит:
– Даю вам слово, что пока вы будете со мной говорить, не теряя самообладания и не впадая в истерику, все останется, как есть. Мне пообещал комендант.
Я смотрю на него. Отвожу взгляд. Опять смотрю. В
