работала в городской мэрии руководителем социально-молодёжных проектов. Её энтузиазм заражал оптимизмом. Хотелось тоже соскочить, куда-то бежать, что-то делать хорошее и кричать всему миру:
– Оглянитесь! Вокруг так много можно сделать полезного! Успеть сделать…
Видя, что ей сейчас не до болезни, я восхищалась её работоспособностью и боялась утомить Юльку, как мне на тот момент казалось, глупыми расспросами и своим навязыванием. Я думала, что чем дольше человек находится в контакте с социумом, тем ему легче переносить любую болячку. И знала по себе: работа отвлекает, затягивает, и даже отстраняет от реальности.
В очередном письме я высказала своё опасение, и получила ответ от Юльки:
«Ты меня совсем не утомила, наоборот… У нас с тобой всё похоже и не похоже одновременно. И причины путаются со следствиями, и непонятно, что делать сначала, а что потом. У меня ничего не болит, представляешь?! А врачи говорят о чём-то страшном. Оно во мне – но мне не страшно, потому что я „это“ не ощущаю. Я лечу по жизни на бреющем… В последнее время жить было как-то очень трудно, но так здорово! Я нарадоваться не успевала, что всё, до чего дотягивалась, получалось, и не было душевных метаний, ведь в руках целый город – это такой драйв!».
Я заметила, что Юлька боится произносить это слово, а значит, не верит, что оно может касаться её. Я тоже и боялась, и не верила. Тогда, накануне случившегося, всё было каким-то особенно лёгким, доступным. Я даже думала – неужели, наконец-то, судьба повернулась ко мне лицом. Я закончила работу над диском с песенками для детей, над которым работала почти два года, записывая аранжировки, голос, делая оформление. Одна из рекламных компаний сама предложила сделать мне представление диска. Как-то совершенно без напряжения прошла регистрация диска в министерстве юстиции. И на двадцать восьмое ноября две тысячи десятого года назначили презентацию. Распечатали афиши, лифлеты, тираж сделали. И даже уже за эти песенки взялись три школы, где дети начали разучивать их. А ещё, к тому времени, я слегка изменила имидж, рассуждала так: «Всё-таки следует выходить к детям, и моя мальчишеская стрижка, стиль которой не меняла с юношеских лет, была немного неуместна». Решение стать блондинкой мои друзья и близкие оценили.
А ещё я немного похудела, и все вокруг сыпали комплементы:
– Как ты классно выглядишь!..
– У тебя, наверное, что-то изменилось в жизни?!…
Но, в то же время, наплывали мысли, которые я отгоняла, но они оседали крепко, и назойливо уводили в депрессию. Я связывала это с творческой усталостью, с головным болями, которые преследовали меня уже очень давно…
Вечерами я чувствовала лёгкое подтрясывание и озноб. Серёжка, видя меня, кутающуюся в плед, удивлялся:
– Как ты можешь мёрзнуть?! Жара такая…
– Да, опять, наверное, кто-то чихнул на меня, – шутила я, видя на градуснике незначительное повышение
