видевший седьмой, а то и десятый сон, просыпался и находил в себе силы, шутя, спросить:
– Где была?
– Спи уже…
– Скажи, с кем сегодня была? – с закрытыми глазами, монотонно, но назидательно требовал ответа муж, – Что-то новенькое написала?
– …Спи уже… я тебе на ящик выслала.
И долго ещё ворочалась, прокручивая в голове сценарии одного, другого, третьего дела… А работы невпроворот. Хотя… Это я считала, что выполняю работу, на самом деле, это больше походило на мои придумки. Параллельно с подготовкой своего диска, я записывала кому-то диски, проводила уроки гитары и фортепиано, вела концертные программы для авторов… И всё думала – почему всё это я не умею выстроить так, чтобы это приносило доход, а не нервозность от того, что всё заработанное на уроках плюс Серёжкина зарплата, шло на наши остальные проекты, которые были, как прорва, и требовали ещё больших вложений, а отдачи не сулили никакой.
…Ещё в 2002 году, когда переехала жить в Алма-Ату, я была счастлива от только что случившегося замужества. Мне не хотелось заниматься тем, что я оставила там, в другом городе. А оставила я Театр песни, бардовской песни. Театр был организован мною в конце девяностых. Теперь уже понимаю, что и это была моя прихоть. Спустя много лет, понимаю, что это был «полный назад» – от профессионализма в самодеятельность. И всё ради того, чтобы ради любопытства разобраться в том, что называется бардовской песней. Я писала песни с юношеских лет, и верила, что через них могу рассказать человечеству очень много важных вещей. Меня часто спрашивали:
– А кому ты пишешь?
– Человечеству пишу, людям – разным, и нет у меня конкретного Васи, Пети, Люси. Всем хочу рассказать, что я понимаю под добром и злом, что такое красота, и что такое честность.
– Никто так не пишет! – возмущался мой педагог по вокалу, – Надо писать кому-то конкретному…
Что поделаешь, не было у меня этого конкретного субъекта, которому я могла бы рассказать, как «когда-нибудь я выучу урок, и научусь быть доброй, и губами твоими мне расскажет Бог, что станет с музыкой и нами…»
Так сложилось, что я родилась в государстве не того языка, на котором были мои песни. Здесь, в центре иностранной азиатской географии к песне сложено праздное отношение. Она – прежде всего, нужна людям для развлечения. Никому не нужны были песенные разглагольствования на тему «что такое хорошо, и что такое плохо». В традициях нашего края заложено, что песня совместима только с отдыхом. Но моё понимание песни не укладывалось в это. Во мне музыка жила с детства. Она была необходимостью. Сродни воздуху. Подобно рассказу, разговору о смысле жизни, обдуманному монологу, которым я хотела бы делиться с людьми, чтобы строить гармоничный круг отношений, где в равных долях эстетика и реалии, история нашего мира и истина. Я искала соратников. И, получается, пыталась навязать людям собственные смыслы и смыслы тех авторов, кого уважала за их образ жизни и, как следствие, за образ мысли – в песнях, в поэзии, в слове.
