в хрупкое тело, вознося над городом с его зловонными переулками и серыми домами.
Свернувшись калачиком, официантка лежала на холодном полу, боясь пошевелиться. Сломленная, измученная, больная. Опухшие и покрасневшие от слёз глаза устало смотрели куда-то вдаль.
Некромант, посвежевший, только что принявший душ и переодевшийся в новую рубашку и брюки, опустился перед ней на колени. Перевернул на спину. Мокрое полотенце коснулось внутренней стороны бёдер. Девушка вздрогнула и попыталась отодвинуться.
– Тише. Это всего лишь полотенце. Грёбаное вафельное полотенце. – Хриплый шёпот коснулся израненного сознания Про.
Хотела приподняться и отобрать ткань, чтобы самой привести себя в порядок, скрыться в ванной комнате от пронзительных глаз хозяина бара. И не смогла сделать малейшее движение. Тело отказывалось слушаться.
Покончив с кровью на теле девушки Гадес осторожно взял её на руки и перенёс на широкую двухспальную кровать. Тяжёлый шотландский плед опустился на бледные плечи в фиолетово-чёрных разводах синяков.
– Спи. Ты устала.
Про вошла, аккуратно притворив за собой дверь. Замерла. Как он отреагирует? Явно не обрадуется. Не маленькая же девочка. Через месяц станет совершеннолетней. А об элементарных способах предохранения не подумала. Дура…
– Ты что-то хотела?
Голос Гадеса мягким бархатом скользнул по коже, вызывая приятную дрожь в коленках и пробуждая бабочек внизу живота. Он не знал какие эмоции вызвал в незваной гостье, но, признаться на чистоту, был немало удивлён тем, что девушка сама, по доброй воле, пришла к нему в кабинет.
– Я беременна…
Вот значит как. Проторили дорожку и пошла, пошла по рукам бывшая невинная, ныне всем доступная. А ведь по ней и не скажешь что она училась в закрытой школе для девочек при монастыре. Однако мужчина был в ней, читал её память и знал все секреты. Обида и злость неприятно кольнули под сердцем. Он то думал, что она пришла просить повторения, на коленях умоляя и выпрашивая. После того экстаза, что он ей подарил и который она больше не испытает ни с одним человеком.
– Понимаю. Хочешь уволиться? – Гадес взглядом буравил фигуру девушки, ища первые приметы будущего материнства. Если только она не сделает аборт.
– Нет… Вы не понимаете… – Лучистые небесно-голубые глаза с мольбой смотрели на хозяина бара.
– Не понимаю чего?
– Отец ребёнка – вы.
Сначала подумал, что не расслышал. Но когда смысл сказанного наконец-то дошёл до него, громко рассмеялся, ладонью вытирая выступающие слёзы. Ай да лиса! Ай да бестия! Какова, а?
– Малышка, я никак не могу быть отцом твоего ребёнка. Я стерилен.
Шок, непонимание отразились на юном личике Про. Переигрывала. Ой как переигрывала. Другой бы поверил.
«Из неё
