вольное положение пальцев рук. В таком случае, я строил всех поздним вечером и преподавал им вместо отдыха правила хорошего тона, а потом отправлял крестьянскую братию на свои угодья для утилизации провинности. Месяц проблем не возникало, а позже, как по заказу, все повторялось сызнова. Ну что с них взять? Чурбаны неотесанные, чернь гнилостная!
– Гриха, а ну вели всем собраться. И мигом!
– Слушаюсь, ваша светлость.
Через десять минут пятнадцать человек вытянулись в линейку по ранжиру.
– А ну-кась, домовые, кто может растолковать Григорию – как надлежит облачаться в господской усадьбе?
– Ваша светлость, прошу вас, позвольте самому все рассказать пó толку.
– Даю одну попытку объясниться, Григорий. Если дело скажешь, так тому и быть – распущу. Не сможешь убедить – придется всех проучить. Тяжелую ношу народу навертишь – с песней корчевать земельку.
– Ваша светлость, не силен я к своему стыду в речах красивых да утонченных, но все расскажу как на духу, без утайки и вранья, ей-ей. Кухарка княжья – Ангелина, значит, несет пустые приборы на подносе и варенье еще – малину, ну навстречу идя как бы. А я ей. Ну, известно – парень я споркий – не люблю медлить, иду как обычно, ну для своей походки, а, скажем, другому кому, ну хоть Витьке Косому – шибко гараз иду. Ну-т, дело-то дале совсем не в аккурат поехало. Значит, как сверканет мне зайчик солнешный от подноса-то, да лучше б в глаз, ан нет, прямиком в носопырку. Щекотно стало гараз, ну и всем известно, что по разу я не чихаю. Семь разов, никак не меньше. Пятый был вовсе непутевый. Я ак чихать начну – глаза сами прикрываются, как котенок слепой, ей-ей, незрячий будто. Вот и столкнулся с Гелькою, поднос-то мигом навернулся, а хуже всего то, что варенье там было, в коробчонке-то, будь оно не ладно. Порткам сильно гараз попало, я еще прикинул, что лучше, мол, сразу их в бадью замочить, а то малина въестся гараз и пиши-пропало. А портки-то у меня одни парадные, пришлось навозные одеть, не дюже ведь гольем по двору расхаживать. Помилуйте, государь. А коли мало проку вы в моих словах отыщете, смилуйтесь, не серчайте, батюшка вы наш, прошу вас, Христа ради, отпустите народ добрый, токмо меня окаянного проучите по совести. Хоть надерите плеткою, как сидорову козу.
– Ха-ха-ха, – я от души рассмеялся над суетливым Грихой и его незатейливой историей. Смотрю, дворовые тоже еле сдерживаются, чтобы не прыснуть.
– Ладно, Григорий, будь по-твоему. День сегодня пригожий, да и в слове твоем прямоту видать. Разойдись, темнота!
– Спасибо, государь. Молится за тебя стану…
– Давай чеши, портки стирай, к завтрему эта история негожа будет.
Разбредался народец не шибко скоро, все потешались, а кто и громко ржал над вареньем гелькиным и над портками парадными.
Вот олухи царя небесного, как выкинут что, право, как дети малые. Дети, детушки мои родные, к вам иду с Манюшкой, отрада вы моя наследная. Все уж спят, поди.
Аккуратно
