совсем другие усилия.
Мы спустились по деревянной лестнице в песчаный зал с каменистым полом. Берука взял факел и провел меня в прохладную комнатушку, в которой мы улеглись в подвешенные гамаки.
– Давным-давно наши далекие-предалекие предки бросили вызов законам природы. Они сохранили жизнь девяти девочкам, родившихся при таких же обстоятельствах, как и ты. Через четыре дня случилось ужасное землетрясение, умертвившее почти всех поселенцев. А случилось это потому, что одной из жертв должна была стать дочь вождя. И он, наделенный абсолютной властью, взял на себя смелость перечить богам. С тех пор никто и никогда не пытался оспорить участь избранных девственниц. Последний раз костер судьбы разжигали сто семнадцать лет назад.
– Берука, ответь мне по правде, что будет, когда я умру?
– Умрет лишь твое тело, оно как негодная одежда будет выдолблена из жизни, а ты, то есть та любопытная и, между прочим, истинная часть тебя, что задает мне этот вопрос, будет пребывать в целости и невредимости и наслаждаться могущественными дарами и упиваться возможностями богов.
– Вот это да! А откуда тебе это известно?
– Как называют меня люди?
– Берука-гхи
– То-то же. Так поверь мне, Гадуй.
Так шли года.
Отчаяние неизбежной смерти тела оттенилось непроницаемой интригой бессмертия души. Животный инстинктивный страх свободомыслия с каждой полной луной высвечивался настолько интенсивно, что немедленно самовозгорался и исчезал, оставляя вместо себя умиротворяющую негу.
– Берука, а там в другом мире мы с тобой увидимся?
– Откуда мне знать.
– А я вот все думала, отчего зависит длина жизни. Махира уже девяносто лет живет и здравствует, а, например, его дочь Супчи в прошлом году померла. Объясни, Берука?
– Этот вопрос настолько прост, насколько и сложен. Я не сумею тебе этого разъяснить, но дам намек. Есть рыбы, а есть птицы. Птицы в небе, а рыбы в воде. И до тех пор, пока они сохраняют свою форму – им не понять стихии друг друга. Так же и со смертью. Пока человек жив и привязан к своему телу – он не способен понять законы смерти.
– Берука, а зачем ты живешь?
– Чтобы дышать до последнего выдоха.
– Ты смешной.
– Чем же?
– Другие говорят – вдоха.
Берука-гхи замолчал и перевел дыхание. Прокашлялся и запел густым утробным голосом песнь, сложенную в честь жертвоприношения богам. В ней говорилось об особой доле избранных, об их качествах, об их жизни, наполненной до краев сакральным смыслом существования, об их способности в осознании неотвратимости, неизбежности и необходимости столь специфической концовки. Он пел так сочно и убедительно, что я невольно застыла до размеров одной единственной точки – точки
