в Киев улетают на своем литаке… А они и не против. Все будет хорошо.
– Да мы даже не сомневаемся! – громко сказал Илья, и его поддержало несколько хохотков.
Время текло вяло и сонно, но когда солнце засветило вовсю, началась движуха. Купол, зашуршав какими-то картами, подозвал Батона, и тот стремглав повел отряд за собой.
Пробежав несколько пролетов вверх, Илья вынырнул из люка под слепящее пекло.
И тут они были не первыми – на широкой крыше расположилось человек двадцать автоматчиков.
– Загораем, пацаны, – Батон поймал в кулак бороду, будто сейчас сорвет, как ненужную в этих краях шерстяную вещь.
Метров за сто на такой же башне копошились вражеские фигурки, передвигали железки…
– Знаете, чем мы отличаемся? – засипел, садясь на корточки, седовласый мужик в тельнике. – Мы идейные, а они по приказу.
– Среди укропов идейных хватает, – опроверг Батон. – Под Волновахой одного взяли, плачет, сопли утирает, а все долдонит: «Я прав»…
Длинный в косынке (Илья забыл его позывной) раскачивался на джинсовой ноге и пел в телефон:
– Мамуль, я дома. Где-где? В Ялте! Это я симку сменил, старый сломался, мамуль! На днях заеду! А? Мамуль, ты их не таскай! Приеду, вместе на рынок сходим! А? Чего ты, мамуль?
– Эй, упадешь! – окликнул его осетин, мохнатый шар (позывной Гром), напряженно занявший место возле станка с гранатометом.
Тот приложил острый палец к губам и так же на одной ноге сделал несколько скачков от края.
– Мать в Мисхоре, – объяснил жалобно, – думает, троллейбус вожу. А может, и не верит. Мамку никогда не обманешь.
– Извини, – вспомнил Илья важное, – дашь позвонить? Я коротко!
Полина подошла с первого гудка.
– Привет, – сказал он, и неожиданно для себя выдавил: – Я на Д.
Почему-то так произнеслось.
– Где?
– На Д., – сказал он тверже, и замолчал. – Мне нельзя здесь много разговаривать.
– Что ты молчишь?
– Смотри про нас в новостях, – и разъединился.
Подошвы скрипели гравием, обильно покрывавшим крышу. Голову пекло, по лицу струился пот, следовавший дальше, по шее, по ключицам. Дебильное солнце! Если разуться, наверняка этот гравий будет жечь, как угольки.
– Твоя! – длинный протянул трубку.
– Сбрось, – Илья замахал руками, – не подходи…
– Минометы, снайперки, ПЗРК… – Батон изучал вражескую сторону, приложив к глазам здоровенный, как две сложенные гирьки, бинокль. – Ниче, мы повыше ихнего сидим!
– А выше нас никого? – надтреснуто спросил человек в защитной гимнастерке (позывной Кобра, а Илья дал бы Вобла), заветренный видок доходяги и свежая георгиевская лента бантом на рукаве.
– Сверху только Бог, – отмерил Батон рассудительным тоном бармена.
