пережует, по своим извилинам прогонит, выгоду или ущерб просчитает – ему лучше не мешать
– Что еще знаешь? – спросил, словно очнувшись, Давид. – Сам влетел или его кто-то?
– Там полиции полно, ни с какого края не подъехать. Безопасность, опять таки, мать в истерике бьется, – перечислял Чума. – Труповозка.
– А отец тут развлекается и ничего не знает, – зло пробросил пахан.
– Его телефон в раздевалке звонил бесконечно, пока я батарею не сунул в кипяток, – раскололся Чума.
– И правильно сделал. Сильнее удар будет. Там и без него есть кому весь город на уши ставить, – сматерился Давид. – Виноватого они быстро найдут.
– Или назначат.
– Ну да. Их ублюдки не умирают сами по себе. – Давид опять погрузился в думы. Лицо его окаменело и лишь уголки губ слегка подергивались, выказывая кипящие в пахане страсти. – Ты вот что, пошли смышленых ребят, пусть потолкаются, послушают.
– Мои давно там, – отрапортовал Чума. – Как только новость прилетела, я Гладу и Глухаря отправил. Ребята смышленые.
– Глухаря-то зачем? – вскинулся Давид. – Что он услышит?
– На «услышать» там, может, и не подойдешь, – размышлял вслух Чума, – через их-то заслоны. А он мастер по губам читать.
– Дельно!
– А Глада у нас по машинам главный спец, чего-нибудь пронюхает.
– Ты этого своего… – Давид всегда терялся от такой предусмотрительности порученца; казалось, не было такой мелочи, которую бы тот не предусмотрел, о чем раньше его не подумал. И все же это был самый старый его кореш, самый преданный и совершенно лишенный каких-либо амбиций. – Ты полицая из дорожной службы, пригласи, как там у ннх немного уляжется. Пусть нам всю картину подробно нарисует.
– Еще что? – настойчиво спросил Чума, прежде чем Давид скрылся за дверью.
– Ну да, ты прав, – вернулся мыслями к делам Давид, – кипеж начнется знатный. Медлить нельзя. Позови Мансура и Саркиса. Пусть вместе с полицаем подкатывают.
– Сейчас?
Пахан сощурился: хорошую новость надо смочить как следует. Выпивка первостатейная и девки молодые да распаренные. А в особый кайф наблюдать, как папанька-подлец безумствует с бабами, когда труп его сына-урода еще кровью последней исходит!
– Гнать коней не будем. Часа через полтора забивай стрелку, – обозначил ориентир. – Мы сейчас отметим это дело и сворачиваться начнем. Пусть этот, – указал себе за плечо, – «приятную» новость не в моем доме узнает, – хохотнул, – предупреди там всех – молчать! – Отдал теперь уже все распоряжения и не по возрасту легкой походкой, пританцовывая, порулил в баню.
Давид был смотрящим в городе. Под ним все рынки, наркота и представители уголовного мира. Но, следуя современным традициям, он имел большие доли и в легальном бизнесе. Акции крупнейших предприятий, доли в хлебозаводе,
