мне надо не тебя тревожить, а его, он может один сказать. А может и говорит, но не понимаю, не понимаю ничего, – Натали заплакала.
Первый раз видел ее такой, исчезла вся она прежняя, совершенно другая женщина, сорока с чем-то лет сидела передо мной, плакала, не вытирая слез, уставясь невидящими глазами в холодильник и коротко всхлипывала. Я подсел, попытался прижать к себе, она оттолкнула.
– Не надо, я другая сегодня.
– Я знаю, но…
– Не надо, – и вдруг: – Я ведь нравилась тебе.
– Ты мне и сейчас нравишься. Я тебя почти каждый день во сне…
Она хотела закрыть рот рукой, но промахнулась, будто пощечину попыталась влепить. Сжалась, произнесла «прости», снова долго молчала.
– Ничего не выйдет. Я не такая, – повторила и снова замолчала. Только глаза просили уйти. Им я и подчинился.
Натали позвонила на следующий день, пытаясь снова предстать прежней. Голос с заметной хрипотцой просил прощения: Натали собиралась на дачу на неделю. А там сам знаешь, связь не ловится. Я молча кивал, пока не сообразил, что Натали не увидит движений головы.
– Поедем вместе.
– Ты же знаешь, я тоже буду не такой. Мне не хочется. Прости, – и тут же: – Зато, когда вернусь…
Связь нежданно оборвалась, я перезвонил, но Натали больше к разговору о поездке не возвращалась. Говорили о ее делах в больнице, она говорила, я слушал.
Позвонила только через двенадцать дней, до этого домашний отзывался роботом, сообщавшим, что хозяйка пропустила платеж, мобильный недоступен. Сказала, что переехала, теперь до работы всего пятнадцать минут на автобусе, без пересадок. А не другой конец города, час с лишним в одну сторону.
– Ты как будто всем мегаполисом отгородилась, – наконец, произнес я.
– На новоселье не приглашаю, вот разберусь чуть, а то уж очень тут грязно. Перед собой неудобно. Кухня вся черная и холодильник заляпан чем-то. Я тебе позвоню, когда все налажу. Тогда и посидим.
– Буду ждать.
– Посидим, – эхом повторила она, заканчивая разговор. Я положил трубку на базу, молча оглядел комнату. Потом поднялся, смял старую трепаную картонку иконы богородицы и вышвырнул ее в окно. Будто пытался мстить испугавшейся меня чужим подарком.
Через день меня пригласили на собеседование, взяли на работу. Натали могла бы сказать о свечке, поставленной недели назад перед хлебной иконой – но ее не было рядом. Совсем не было.
Карта памяти
алаверды моей «Ностальгии»
Сижу перед экраном монитора и заворожено смотрю на заставку: камера движется в кирпичном лабиринте, обходя препятствия, минуя тупики, иногда тыркаясь в них и возвращаясь обратно, чтобы снова и снова блуждать в поисках неведомого, пока я не трону мышь или не нажму на клавишу. Как завораживает это блуждание,
