style="font-size:15px;"> – Ну, если разобраться, это я её добыл.
– А ты часто видел, чтобы Варун разбирался?
Сам князь Стоян в меру возраста к наложницам ходил редко, а если и ходил, то к двум – толстомясым и ленивым Лагуте и Пригоде, с которыми было не так обидно, когда ничего не выходило. Новую же пленницу он хотя и смазывал вожделеющим глазом, но побаивался. Уж больно дика, норовиста, на язык остра – осмеять кое-где может… да и людоедка! Хотя при этом сокрушённо вздыхал и с тайной завистью поглядывал на молодых своих сыновей.
Любор прежде в терем не ходил, не интересны были ему рабыни – нет азарта охоты. Да и как можно было доедать кусок, от которого кусало столько ртов! А вот длинная сутулая тень Первуши, старшего княжича, частенько гнулась при лучине в ночных сенях. Наследнику уже минуло двадцать пять, а всё он сторонился выбора супруги, предпочитая вольности с невольницами. И, говорили, сильно мучил их и заставлял по ночам нагими ходить в загон для скота, а уж что делалось там, среди быков и коней, никто вслух не предполагал.
Пленной древлянке и тут повезло – Первуша обходил её стороной. Она же вела себя тихо, и через десять ночей ей разрешено было покидать терем по своему желанию. Славяне никого не держали на привязи.
Первым делом она спустилась к реке и там долго омывалась и стирала одежду, затем бродила вдоль берега, уносясь взглядом за леса, и стало ей ясно, что о побеге домой не стоит и думать. Слишком далеки и незнакомы места, слишком густы леса, а вокруг одни чужаки.
Она сидела и плакала в камышах, и тёмная речная глубь вдруг поманила в свой вечный покой. Снятую рубаху девушка связала узлом на вороте, насобирала в неё камней. Получился тяжёлый мешок, который утащил бы на дно и витязя. Рядом оказался рыбацкий плот. Погрузив на него мешок, она из лент, которые всё же носила, ибо негоже девушке неукрашену быти, связала длинную верёвку и привязала мешок к черевью. В воде кожаный сапожок набухнет, и уже не снять его так просто, не успеть – вода прорвётся в грудь быстрее. А там будь что будет. Водяной на расправу скор – не мучает долго.
Плот скользнул с песка на воду, разогнав мальков. Бросилось в глаза солнце, в уши – пчелиный гуд и кукушка с опушки леса. Так внутри защемило, что она испугалась, не передумает ли. Но решено, не быть ей рабыней! Плот с мешком плыл от берега, древлянка шла уже по живот в воде, держась за осклизлое в ракушках дерево.
– А ну ворочай плот! – раздалось позади.
Она растеряно обернулась и увидела того, из-за которого попала сюда, того с кем боролась на поляне. Молодой светлокудрый, ещё не остриженный по-мужицки. Лицо у носа темнело и было вздуто, и она вспомнила удар коленом, который нанесла ему, но почему-то теперь было не весело, а страшно. И тут же почувствовала, как тянет под водой её привязанную ногу. Это плот относило течением. Воздух застрял в горле, и вдруг ужас охватил её.
Любор сбегал к берегу, на ходу стягивая одежду.
– Не уйдёшь,
