style="font-size:15px;"> – Калюга!..
…В сторожке некоторое время было светлее. Влажная жижа, натёкшая там, где только что лежал Осип Мандельштам, отражала языки пламени, и его отблески слабо качались на закопчённом потолке и стенах. Постепенно лужа высохла и на грязном полу осталась только прилипшая картофельная кожура…
****
Кем быть?
Было это давно.
Нет, динозавров уже не было, точно помню. А ходил я в детский садик. И нам в садике воспитательница как-то говорит:
– А теперь, дети, давайте помечтаем? Садитесь сейчас все за столики, и внимательно меня послушайте. Хорошо?
…Мы расселись и уставились на неё.
– Давайте сейчас представим, что вы все уже выросли, и стали дядями и тётями, и теперь обязательно будете кем-нибудь работать. Правильно ведь? Представьте. И вот пускай каждый из вас возьмёт сейчас в ручку карандаш, и нарисует себя уже взрослым. Ладно? Только чтобы по рисунку сразу было понятно – кто вы по профессии? Кем работаете? Хорошо? Всем понятно? Рисуйте. Несколько дурацких вопросиков, типа «а как рисовать ухи?», и вот закипела уже работа. Карандаши слюнявим, у друг-друга «списываем». Кто-то советуется втихоря, кто-то повторяет за кем-то, а кто-то ладошкой прикрывает, не показывает.
И я тоже взялся за дело…
…А вечером мама забирала меня. Обычно самым последним. Не знаю почему, но в группе оставалось всегда нас двое-трое последних, а ещё чаще я самый последний один. В углу, как правило.
И вот воспитательница в дверях стоит, и с мамой моей беседует о чём-то. А я с сандалиями вожусь.
– Алик!.., – мама аккуратно так мне мой рисунок подсовывает, и с опаской спрашивает, – а ты кем быть-то хочешь, сынок?.. Когда вырастишь…
И воспитательница деликатно помалкивает, руки за спину спрятала. Стоят вдвоём бледные.
Я бегло оглядел свой шедевр:
– Трубочистом… Не видишь, что ли?
Женщины прыскают смехом, облегчённо смеются, качая головами…
– Ох, ты ж боже мой…, – воспитательница отдувается облегчённо. Только дошло до неё, видитилити,..– А я у него и спрашивать при всех побоялась… Вас ждала, представляете?
Дети, говорит, рисовали космонавтов и милиционеров, а я вот отгрохал шикарного трубочиста, полностью чёрного и весёлого, измазанного сажей. Трубочист сидел на крыше дома, и улыбался. Красный рот до ушей.
– А это чего же у него тогда?.., – мама хохочет в голос, закатывая глаза к потолку.
– «Чего-чего»?, – меня их смех очень раздражает почему-то, – щётка такая. Не понятно, что ли?.. Чем же ему трубу чистить?..
Они ещё посмеялись, и мы ушли.
И потом выяснилось, что воспитательница весь день считала, что Гасанов Алик когда вырастит, мечтает стать чёртом с хвостом…
…Лет десять эту историю моя мама рассказывала за каждым
