Да не то, не то. Я не о том! Скверно. Боже мой! Это же я написал!
ОНА. Что вы написали?
ОН. Это же я написал. Всю эту историю про кота, капусту, варежку.
ОНА. Как вы?
ОН. Ну да. Это мой рассказ. Понимаете. Мой рассказ!
ОНА. Вы, вы же… Но вы же меня…
ОН. Это я написал, Елизавета Сергеевна! Я! Это со мной было, я и написал.
ОНА. Но это же я сама…
ОН. Нет, нет, я написал. Я вас ведь не об этом просил. Это чушь какая-то.
ОНА (желчновато). Значит, вы автор. Понятно, понятно.
ОН. Что вам понятно? Что вам понятно.
ОНА. Все понятно. Вы автор. Вот людей и собрали. Авторский вечер, так сказать. (Хочу заметить, что Елизавета Сергеевна напрасно иронизирует по поводу авторства. Это нехорошо. Нехорошо. Историю про рыжего кота действительно сочинил я, поскольку в детстве у меня был именно такой рыжий кот, которого я по непонятной детской жестокости, уже описанной так выразительно Елизаветой Сергеевной, не только что кормил вышеупомянутой кислой капустой – это пустяки просто! – но, бывало, сажал в авоську, авоську привязывал к веревке, веревку прикреплял к крюку, который непонятно зачем пустовал посередине потолка в коммунальном коридоре, закручивал веревку, потом отпускал ее, веревка вместе с авоськой и незаслуженно мучаемым котом раскручивалась со страшной силой, и когда я вынимал животное из авоськи, оно, не чуя ни единой из своих четырех ног, слабовольно брело в неизвестном для него направлении, поминутно спотыкаясь само о себя, падая и бьясь мягкой мордочкой об пол, правда, небольно. Я не знал, откуда Елизавета Сергеевна узнала про это, поскольку я ей читал только свои стихи и пьески. А прозу не читал – помню точно. Но это неважно. Это так. Продолжим. Дмитрий Александрович начинает раздражаться и даже покрикивать на Елизавету Сергеевну, что выглядит из зала как-то неприятно.)
ОН. Нет, Елизавета Сергеевна, люди как раз из-за вас пришли.
ОНА. Из-за меня?
ОН. Ну да. Кто бы на меня пришел? Кто я? А на вас пришли. А вы…
ОНА. Что я?
ОН. Да ладно. Давайте еще разок попробуем. А? Ведь все равно уже пришли.
ОНА. Я не понимаю, что вы от меня хотите.
ОН. Убийства, убийства, понятно?
ОНА. Ну, понятно – вы хотите какого-то убийства.
ОН. Да нет, все дело в том, что не я хочу, а люди хотят. Они пришли посмотреть. А что они больше всего любят смотреть?
ОНА. Вы говорите, что убийства.
ОН. Вот именно. Вот именно. Они любят смотреть убийство. Но они пришли смотреть не убийство в театре. То есть они пришли именно смотреть спектакль, но я хочу показать им нечто иное.
ОНА. Так что же вы хотите?
ОН. Это… Это неважно пока. Потом, потом вы сами поймете. Давайте попробуем еще раз.
ОНА. А что же я должна пробовать?
ОН. Ну хотя бы… хотя бы вот. Вот. Давайте вот это: у одной девочки была стрекоза.
ОНА. Стрекоза, и что?
ОН. Вот, стрекоза была. Любимая.
ОНА. Любимая.
ОН.
