Библиотека же комплектовалась при содействии многих людей. Кто-то покупал книги в московских и петербургских лавках, другие привозили из-за границы, третьи презентовали или одалживали на время почитать. Люди-то в основном образованные и не низкого ранга, понимавшие, что к чему. И никто не донес, не шепнул императрице, где надо искать. Среди прочих глава канцелярии Академии наук и первый библиотекарь страны Иван Данилович Шумахер. С его же согласия камер-юнкер М.Л. Воронцов 8 (19) октября 1734 г. расписался в библиотечном формуляре Анны Леопольдовны за выданную ему для госпожи книгу на французском языке «Государи Италии по старым хроникам»…
Или миссис Джейн Рондо, урожденная Гудвин, супруга двух британских резидентов в России – Томаса Уарда и Клавдия Рондо. 23 ноября (4 декабря) 1731 г. молодая женщина (тридцати лет), вдова первого, вышла замуж за второго и по приезде в Санкт-Петербург быстро сблизилась с обаятельной цесаревной. В письме в Англию близкой подруге ею составлен такой портрет Елизаветы: «Дочь Петра I – красавица. Она очень бела. У нея не слишком темные волосы, большие и живые голубые глаза, прекрасные зубы и хорошенький рот. Она расположена к полноте, но очень мила и танцует так хорошо, как я еще никогда не видывала. Она говорит по-французски, по-немецки, по-итальянски, чрезвычайно веселаго характера. Вообще разговаривает и обходится со всеми вежливо. Но ненавидит придворныя церемонии».
Письмо не датировано. Судя по контексту, относится к середине – концу 1732 г. В портрете пока нет ничего выбивающегося из привычного образа цесаревны, легкомысленной и ветреной светской дамы. Кроме одного – владения итальянским языком. С чего бы это? Какая нужда пробудила к нему интерес у той, которую вроде бы ничего с Италией и итальянцами не связывало. Да и в России той поры об итальянцах знали разве что по газетам, шедеврам архитектуры, редким вояжерам и артистам первой гастролировавшей на Руси труппы комедии дель’арте, дебютировавшей в Москве в феврале 1731 г. Едва ли увлечение театром заставило цесаревну засесть за итальянскую грамматику. Сюжеты незамысловатых пьес переводились. Пение всем нравилось в оригинальном исполнении.
Было что-то другое, ради чего стоило посвятить немало часов зубрежке вокабул и в чем не мог помочь никакой переводчик. История Италии. Ведь в библиотеке Елизаветы книг о минувшем держав с Апеннин не имелось. Как-то обошли стороной французские авторы эту тему. И единичный визит М.Л. Воронцова в академическую библиотеку свидетельствует о том же дефиците. Цесаревна поневоле «засветилась» перед Шумахером. Ни до, ни после в здание Кунсткамеры от нее никто не являлся и не явится, ибо будущая императрица понимала степень риска. В конце концов пробел в знаниях заполнялся чтением трудов итальянских историков на итальянском диалекте после освоения азов немодного тогда в России языка. Любопытно и то, что в совершенстве цесаревна его не изучила. Один из иностранцев, служивший у кого-то из Минихов, в брошюре, опубликованной
