другой нарочный, императрицы Елизаветы Петровны, не отыскал его и не возвратил обратно в Петербург.
Финальный аккорд трагедии: 8 (19) января Анна Иоанновна навсегда простилась с Москвой, с которой не сошлась характером, и 16 (27) января 1732 г. обосновалась в не столь русском Санкт-Петербурге. Цесаревна опередила императрицу на одиннадцать дней и скорее всего виделась с Шубиным в те четыре дня, что оставались до вручения градоначальнику Б.-Х. Миниху августейшего предписания об отправке прапорщика в Сибирь. Известно письмо цесаревны, адресованное И.Э. Бирону, с сообщением о прибытии в Санкт-Петербург 5 (16) января. Судя по нему, между обоими уже возникли особые отношения, предвещавшие взаимовыгодный политический союз. Первой, похоже, о примирении завела речь Елизавета, в отчаянной надежде с помощью царского фаворита спасти от расправы своего возлюбленного. Бирон на призыв откликнулся, ибо разглядел в набиравшей политический вес принцессе гаранта личной безопасности и политического выживания на случай какой-либо неблагоприятной для немецкой партии конъюнктуры, и, кстати, не ошибся. Да, Шубина обер-камергер не защитил. Видимо, и не пытался, ведая о степени августейшего негодования. Зато впоследствии миссию елизаветинского адвоката при императрице брал на себя неоднократно и не раз отводил от партнерши «громы и молнии», исходившие от Анны Иоанновны[10].
Глава четвертая
Годы ожидания
В Москве Елизавета Петровна проживала в Китай-городе, на Ильинской улице, в доме, некогда принадлежавшем роду Шеиных. В Петербурге облюбовала квартал на отшибе Миллионной улицы, напротив Красного канала и Царицына луга (ныне Марсово поле). В двух дворцах братьев Нарышкиных – Александра и Ивана Львовичей – поселилась сама. Обслуживающий персонал разместила в доме барона В.П. Поспелова. Со стороны Миллионной с цесаревной соседствовал граф Савва Лукич Рагузинский-Владиславич, со стороны Мойки – осиротевший двор А.И. Румянцева.
В историографии принято рассматривать восемь петербургских лет (1732–1740) как период беспросветной опалы и перманентной угрозы очутиться в монастыре или где похуже. Это не совсем правильно. В отличие от предыдущей четырехлетки, эти две прошли вполне безмятежно. При всем желании Анны Иоанновны поквитаться с двоюродной сестрицей, поделать она ничего не могла. Растущая популярность соперницы мешала уничтожить ее, как Шубина, простым росчерком пера. Прибегнуть к клевете не считал целесообразным Бирон, советовавший бить наверняка, то есть при наличии прямых улик заговорщической деятельности цесаревны. Однако, к досаде императрицы, та вела себя на редкость верноподданнически и даже повода к серьезным подозрениям не давала.
Несколько раз царица срывалась, цепляясь за какую-либо мелочь. Вот 17 (28) апреля 1735 г. велела шефу Тайной канцелярии А.И. Ушакову нагрянуть с обыском на квартиру Ивана Петрова, регента певчих Елизаветы, а потом и его хорошенько расспросить
РГАДА, ф. 2, оп. 1, д. 72, л. 1; ф. 1239, оп. 2, д. 2004, л. 4; оп. 3, д. 61589, л. 1—8об., 40об.; Осьмнадцатый век. М., 1869. Кн. 3. С. 70, 71, 73, 100, 108–110, 114, 118; Сб. РИО. СПб., 1870. Т. 5. С. 386, 428–430, 438–441, 443–445, 447; 1889. Т. 66. С. 224–227, 271, 273, 326–328, 398, 399, 406–408; 1892. Т. 81. С. 194–199, 219, 221, 266–268, 276–279, 296, 297; Юрьев, 1898. Т. 104. С. 1, 2, 87–93;
