style="font-size:15px;"> – Вы что, – говорят, – куда вы там смотрите – на такую операцию беременную направлять?
Тут все вспомнили, что она беременна, и срок уже – двадцать восемь недель. Просто за худобой видно не было. И забыли, в хирургии-то…
Короче, родоразрешали ее мучительно и долго, а закончилось все кесаревым сечением и смертью ребенка сразу после родов. Вот такие дела. После операции – грудь перемотали, и вроде боли чуть-чуть притихли. Это я про физические боли, а не про слезы по ребенку, и по всему остальному.
Дело к выписке, стала она опять ходить, и опять боли, и снова сильные! На последней консультации собрались два профессора, хирург и терапевт, и решили выписать ее через пару дней. Болям же не верил уже никто.
Правда, раздеть ее не сочли нужным. А вечером пришла медсестра, очередные горчичники ставить, и говорит: «А что, у тебя позвонки сзади всегда так выпирали?» Тут уже и студентка пятого курса смогла бы диагноз поставить. Ну, она и поставила. Сама себе. Утром попросила сделать себе снимок позвоночника.
Довольно редкий случай! Это было не туберкулезное расплавление тел четырех грудных позвонков (остеомиелит позвоночника).
Сразу уложили ее на щит, запретили вставать. Сразу стало понятно, почему же были такие боли. Консультанта вызвали, чтоб перевести в спецбольницу, где лечат спинальных больных. Очень консультант удивлялся, говорил: «В рубашке родилась!» Это в том смысле, что гной прорывался в сторону легкого, а не в сторону спинного мозга.
Трудно было поверить ей в страшный диагноз, осмыслить перспективу: пролежать не меньше года прикованной к постели. С очень, очень сомнительным прогнозом. Предстояла тяжелая операция, исход которой оставался неясен.
Как от наркотиков отвыкала, как делали операцию, как на ноги вставала и как дальше жила – это уже другая история.
Один только доктор из всех, кто лечил ее, пришел проводить ее в ту спецбольницу:
– Прости, говорит, что не верили тебе. Не верили, что так больно тебе было…
Спасибо ему. А теперь догадайтесь с трех раз, кто была эта студентка.
Когда перевели меня в спинальное отделение, еще до операции, я написала стихи, которым удивляюсь до сих пор. Вот они:
Зачем мне несчастья чужие,
Надломленность судеб чужих?
Ведь черные птицы кружили
Извечно – и будут кружить.
Зачем? Столь немалая доля
В дележке вдруг выпала мне,
И в пьяном веселье застолья,
И в темной моей тишине.
Спасите меня! Погибаю
Под грузом несчастий немых,
И все же всегда принимаю
Всех хворых, горбатых, хромых.
Их в сердце своем принимаю,
Разрыв кулаком задержав.
Я правлю, лечу, исцеляю
И плачу…
Откуда взялись? Неизвестно ведь даже было, буду ли я ходить, а я собиралась лечить кого-то.
Спасибо,
