что разговор будет долгим и хозяева, наконец, догадаются поставить на стол бутылку и закуску. Придя в себя, Тоня накинулась на мужа. Хорош мужик, ни словечка не произнес, сидел как собака: вроде все понимаю, а сказать не могу. Одну ее судьба сына волнует? Олег слава Богу не безотцовщина! И тетка хороша, раз уж все равно в кухне торчала, хоть бы голос подала, родня называется. Все они такие, Тонечка, Тонечка, а как беда пришла и нет никого! Вот сестра бы не стерпела, будь Лизавета здесь, лететь бы Выриковой через три ступеньки на четвертую. Геннадий пытался оправдываться, мямлил что – то несущественное. Бабаня размашисто крестилась, уверяла в своей преданности. Но она же седьмая вода на киселе, как в семейное дело встревать? Зато, она хотя бы уберегла от незваной гостьи заветный постный сахар. Иначе, эта поганка голодушная весь бы умяла.
Антонина внезапно замолчала, лицо помрачнело, занялась ужином, словно досадное событие разрешилось, и обсуждать нечего. Но, пережитое унижение и страх за сына, бродило в ней, словно брага. К приходу Олега, силы сдерживаться закончились, и вся горечь выплеснулась наружу.
Долгожданную поддержку мать получила только с приходом сестры. Они удивительно походили друг на друга внешне, хотя та была младше на семь лет. Так же как все члены семьи, сестра всегда поддерживала Антонину и в любой ситуации принимала ее сторону.
Мать от души и с явным облегчением порыдала в Лизаветину пышную грудь, затем, ополоснув лицо холодной водой и пригладив волосы, начала собирать на стол. Понервничав, и Лиза, и Антонина испытывали приступ голода, аж под ложечкой противно жгло.
Младшая сестра демонстративно кинулась к раковине, начала мыть посуду, хоть что – то для сестры полезное делает не то что остальные, стоят как бараны, того гляди блеять начнут. Бабаня засуетилась, зашмыгала по кухне, вытерла клеенку, открыла холодильник.
– Тонечка, колбаску – то доставать? – елейным голоском спросила старуха.
– Доставай, тетка, и сыру нарежь, и вон там, у стенки, шпроты возьми, чего теперь на праздник беречь, мне уж не до гулянок. – Хмуро проронила Антонина.
– Тонечка, – робко и с надеждой шепнул муж. – Может я того… бутылочку открою?
Лиза и бабаня осуждающе просверлили наглеца взглядом, вот у мужиков одно на уме лишь бы нажраться!
Но, Антонина лишь вяло махнула рукой.
– Открывай уж, снявши голову по волосам не плачут.
– И правильно, – тот час закивала старуха. – Чего же? Тонечка завсегда правильно говорит, уж лучше сами выпьем, чем голодрань всякую угощать.
Лиза сверкнула на бабаню глазами и постучала себе по голове.
– Я в смысле, посидим по – семейному, – заюлила старуха. – В семье по – родственному и водочка слаще.
Антонина словно и не заметила оплошки, сидела
