все нити.
Коль из сердца выдран клок,
Не заштопать – не чулок!
Кульбачиха: По кому-то грезишь, сохнешь,
Да никак, злодей, не сдохнешь?
Кульбач: Ссорой брак не укрепим.
По отдельности ведь спим,
Хоть лежим в одной постели.
Кульбачиха: Наши дни отшелестели!
Кульбач: Это ты не шелестишь.
Мой не умаляй престиж!
Я могу ещё вполне,
Если сласть на стороне.
Сединой я убелён,
Но душой-то юн, зелён.
Взор на прелести заточен,
Цепкий ум сосредоточен:
По нестарым вдовушкам,
Пташечкам-соловушкам,
Мысленно разбросанный.
Кульбачиха: Пень ты неотёсанный!
Кульбач: Пень был деревом когда-то.
Кульбачиха: Дак не развернуть года-то!
Вскоре жизнь вообче потухнет.
Кульбач: Мир останется, не рухнет
И без нас с тобой, милашка.
Зажились – уже поблажка!
Конечно, никакого развода не возникало, но для четы Кульбачей, для их показательных разногласий и ссор ревность была излюбленной темой, дающей возможность «горячо» пообщаться, а потом, при случае, и пожаловаться друг на друга.
Кульбач: Со своей я сколь хлестался?
Как доселе жив остался,
Прям ума не приложу!
Цельный век на том сижу,
А по сути – невиновный.
Раньше бой бывал бескровный,
Но последний – смертный бой!
От тычков я весь рябой!
Грызла ж больше месяца!
Мне теперь повеситься,
Чтобы старой угодить?
Нет, пора мне уходить,
Но не в мир иных теней,
А к молодке посмачней.
И Кульбач в который раз с удовольствием вспоминал недавний случай, когда охваченная ревностью Кульбачиха огрела спящего «изменника» чекмарём.
Кульбач: Ну, уснул, к вдове прильнув.
Кто б грешил, вот так уснув?
Но в мозгах у бабки хмарь.
Тут же разом за чекмарь,
Дури ж некуда девать,
По макушке голой – хвать,
Как кузнец по наковальне!
И словила ж нас не в спальне!
За столом сидели чинно.
Но для старой всё причина,
Чтобы мужа уличить.
Как её не проучить!
Будет новый факт в карьере!
Говорю об адюльтьере.
Еросим и Крена посмеивались над чудачествами Кульбачей, искренне любя этих беззлобных старичков. Каждое утро, после ухода бабки «по делам», кто-нибудь из соседей забегал к деду, интересуясь, всё ли у них ладно.
Еросим: Как
