туда и сюда,дошел до вишнёвого сада —
нигде не нашёл ни следа.
А впрочем, он встретил пастушку,
причём – не у всех на виду.
Она выбивала подушку
в том самом вишнёвом саду.
Пастушка была не простушка,
и, кстати, пригожа собой
(получше, чем та потаскушка
с обложки журнала «Плейбой»),
достаточно знала о Фрейде,
чтоб девичьи сны толковать,
немного играла на флейте,
могла и коня подковать.
Пастушка любила подружку,
в аспекте, признаться, плохом.
Подружка попала в психушку,
себя возомнив пастухом.
А наша грустила сначала,
но время врачует беду,
она, безусловно, скучала
до встречи в вишнёвом саду.
Гусак зашипел на заборе,
затренькали перепела,
когда пастушковое горе
всем сердцем она приняла.
Бороться с лихою судьбою
согласна была на износ,
и как-то пополнить собою
разлаженный биоценоз.
Но, как настоящая леди,
себя «удержала в узде»:
сперва поиграла на флейте
(и он поиграл на дуде),
затем почитала де Сада
в тени на душистой траве…
и всё же сказала: «Не надо»
(позднее минуты на две).
Теорией слабо владея,
вертелись, как пух на ветру…
но в принципе, садоидея
обоим пришлась по нутру.
Они-то учиться любили
и не почитали за труд,
а из принадлежностей были
аркан да пастушеский кнут.
Когда пастушок и пастушка
вовсю принялись за своё,
вполне пригодилась подушка
(и кое-какое белье).
Сочли искушенные козы,
что грезится им наяву,
поскольку подобные позы
увидишь не в каждом хлеву,
индюшка почти обалдела,
глаза закатил петушок…
А вскоре ещё одно дело
вполне завершил пастушок:
не став исключеньем из правил,
овечку уже не спасал —
в отчётности цифру исправил,
а мясо и шкуру списал.
Он помнил её, но отчасти,
а чаще и не вспоминал,
отдав своё прежнее счастье
не больше чем за номинал;
забыл, как, сгорая от страсти,
любезности ей говорил,
цветы, сигареты и сласти,
духи и расчёски дарил;
как, словно наевшись дурману,
она отвечала – и во
всех смыслах – почти как барану,
что был у неё до него…
В то время овечка гадала —
куда же исчез пастушок,
и без аппетита глодала
довольно сухой корешок,
ещё размышляла о чём-то
бараньей своей головой,
а также какого-то чёрта
припомнила план годовой:
«А может
