Разговор о Ренессансе. Павел Лукаш

      Чуешь, Моня, запах моря?

      Что же ты не куришь, Моня?

      Встал – как памятник в цвету

      неизвестному поэту,

      что по сторону по эту.

      А бывало – и по ту

      мы гуляли, балагуря:

      «Буря! Скоро грянет буря!» —

      каждый с книгою в руке…

      Каждый смел и светел ликом —

      говорили о великом

      на великом языке.

      В деле письменном – не устном —

      тот считается искусным,

      о котором говорят.

      Тут мы дышим-обитаем,

      но не пишем, не читаем —

      неприемлем звукоряд.

      Слышишь, Моня, шум прибоя?

      Это море, но другое.

      Впрочем, некому пенять.

      Нам – реликтам и дислектам,

      но с одесским интеллектом,

      моря, что ли, не понять?

      Обозначенные лица

      могут здесь повеселиться:

      могут пользоваться даром

      холодильником и баром

      живописцы, музыканты,

      новоявленные канты,

      мастера воздушной прозы,

      стихотворцы-виртуозы.

      И хозяйка тут незлая

      и живёт, беды не зная.

      А хозяин вечно бредит:

      дебет-кредит, дебет-кредит…

      В этом доме непорядок —

      слишком много неполадок.

      Тут пожизненная убыль

      в бога – в душу – в доллар – в рубль.

      Подруги милые, ну что вы

      всегда одеты, словно вдовы —

      и при живых-то мужиках.

      Какой-то олух ляпнул сдуру,

      что чёрное стройнит фигуру,

      и сам остался в дураках.

      Пока сомнительные фоны

      таят пленительные формы:

      неясность, марево, туман,

      догадки, помыслы, надежды…

      А после – падают одежды,

      а там обман, обман, обман…

      Появилась лысина —

      никуда не деться…

      Улетаю мысленно

      в золотое детство,

      мрачное и грустное —

      времена застоя —

      вот такое гнусное

      детство золотое.

      И позднее случая

      мне не подвернулось —