Впервыени хороших примет,
ни хорошего друга
во дворцах из песка.
И уныло, как вьюга,
завывает тоска.
«Желна ударит по сосне…»
Желна ударит по сосне,
и замелькают, как во сне —
Петровка, ягода малина
в кустах кусками янтаря,
и с нашего календаря
дней оборвавшихся лавина.
«Кому – торчать от анаши…»
Кому – торчать от анаши,
кому – от браги.
Кому – рядиться в курбаши,
кому – в абраги.
Кому – остаться с барышом,
кому – внакладе.
Кому – скитаться голышом,
кому – в наряде.
Кому – по нраву и душе,
кому – немило.
Всего хорошего. Шерше.
Мне – мимо.
«Бесконечные дожди …»
Бесконечные дожди —
серо, сыро, сиротливо.
Если хочешь – подожди
не конца, так перерыва.
А не то – беги скорей
прочь отсюда без оглядки.
И нимало не жалей —
с потерявших взятки гладки.
«Осень, полная дыма…»
Осень, полная дыма
и опавшей листвы,
проносящая мимо
тридцать третьей главы
суетливые стаи
воронья в облаках,
поманит и оставит,
как всегда, в дураках.
«Ночь идёт по треугольнику…»
Ночь идёт по треугольнику,
как по битому стеклу.
Семипалый к подоконнику
наклонился во хмелю
от предчувствия ушкуйного
завывания зимы
и голодного и буйного
нрава снежной кутерьмы.
«Заварим чай. Варенье из рябины…»
Заварим чай. Варенье из рябины,
батон, деликатесный маргарин
на стол поставим. Справим именины.
По счастью есть виновник именин.
А нет – найдётся тысяча причин
чай заварить, варенье из рябины,
батон, деликатесный маргарин
на стол поставить. Справить именины.
«Три души, четыре стула…»
Три души, четыре стула,
лет шестнадцать будто сдуло
ветром, как ненужный сор.
Вновь попойка до рассвета.
Он про то, она про это,
я киваю без ответа —
непутёвый разговор.
Ночь становится бледнее,
пить становится труднее.
Слёзы. Паника. Вокзал.
Поезд медленно отходит.
Хмель мучительно выходит.
Ничего не происходит —
кто-то правильно сказал.
«Когда летели Леониды…»
Когда летели Леониды,
пересекая Орион,
мы забывали про обиды
и выбегали на балкон,
своих желаний сокровенных
не успевая загадать
и о заботах
