же Борисыч, его и паровым катком не остановишь!
– Борисыч, ну смотри, – нашёл аргумент Олег, – если мы столько наубиваем всех, то мы это даже как тащить-то будем? Нам же не одну сотню километров шпилить!
– Да, блядь, что за детский сад, Олег! Надо же иметь специальные санки для этого! Как ты вообще таким неподготовленным к процессу подходишь! Никакого системного подхода и планирования!
– Да всю жизнь так подхожу! Нет у меня санок, отстань!
Борисыч на секунду задумался.
– Будут у нас санки, Олег. Будут. Звери сами в них прыгать будут! – орал он, уже спускаясь в рубочный люк.
– Как на дирижабле, да? – сказал Олег мне и показал в сторону залива.
– Ну. Как раз пять минут назад об этом подумал.
У нас обычно помощником дежурного по кораблю стоял кто-то из старшин команд. Практически все они были у нас старшими мичманами, не одну пятилетку отсидевшими «на железе», и доверием пользовались в достаточном количестве, чтобы поручать им охрану ПЛ с двух до шести ночи. Но в исключительных случаях помощниками ставили и офицеров.
– Завтра помощником со мной заступаешь! – довёл до меня Борисыч.
– А что за на?
– Важное дело! Я со старпомом договорился!
«О-о-о-о, – думаю я себе, – хоть высплюсь от души».
– Но стоять будешь ты все сутки! У меня важное дело! – обломал Борисыч мою сладкую мечту на взлёте.
– Борисыч, да что за на?
– Годковщина, брат, не взыщи уж!
Заступили. Сел я, унылый, в центральном посту, и тут началось. Матросы-трюмные потащили наверх… всё. Я с удивлением смотрел, как трое этих муравьишек прут доски, пластик, железо, тряпки, кувалды, зубила, пилы и ещё всякое по мелочи. Потом в центральный ввалился упакованный в водолазное бельё, ватник, шапку и перчатки Борисыч.
– Если что, я на пирсе! Служи по уставу, завоюешь честь и славу! Меня не беспокоить!
– А если атомная война?
– Похуй! Сам воюй, взрослый уже!
На пирсе Борисыч начал Творить. Он пилил, строгал, забивал, гнул, сверлил, закручивал, подгонял, вставлял, отрезал, наращивал, развальцовывал и даже резал. Потом он смотрел, что у него получилось, спихивал это в залив и начинал заново. Залюбуешься просто, доложу я вам! Огонь, вода и чужая работа: ну вы меня понимаете.
– Эди-и-ик, – жалобно пропищал Борисыч в «Лиственницу» через пару часов. – Вынеси чаю-то хоть!
На улице уже начало смеркаться. На пирсах и вдоль приливной черты берега включили прожектора, и плотный белый туман стал ещё загадочнее: мало того, что он клубился и как будто жил, он ещё начал блестеть. «Мать моя женщина, красота-то какая!» – подумал я, поднявшись на рубку с горячим чаем в кружке типа «привет губам». Ну, точно сейчас приплывём куда-нибудь, если чудовища не сожрут, потому как в таком тумане ну явно они должны водиться!
– Эбля! – заорал Борисыч с пирса. – Чо ты там, как хуй на свадьбе?! Неси чай, пока не остыл!
Если
