дубовая балка не затронула одну цепь передачи нейронов мозга, поэтому безымянный палец левой руки еще был способен двигаться.
Райм пожалел доктора и не стал ему рассказывать обо всех ужасах своей жизни в первый год после несчастного случая: целый месяц с черепной тягой, когда щипцами через отверстия в голове ему вытягивали позвоночник. Затем в течение трех месяцев ему пришлось смиряться с приспособлением под названием «гало» – пластиковым нагрудником и стальными подпорками у головы, – для того чтобы поддерживать шею в постоянной неподвижности. А для того чтобы вентиляция легких не нарушалась, он был вынужден пользоваться специальным грудобрюшным стимулятором нервной системы. Не стал Линкольн распространяться и о бесконечных катетерах, повторных операциях, непроходимости кишечника, язвах, вызванных стрессом, гипотонии, замедленном сердцебиении, пролежнях, локтевых незаживающих язвах, склерозе и дистрофии мышц, которая угрожала неподвижностью его единственному работающему пальцу. И наконец, о фантомных болях, напоминающих страдания от ожогов и переломов в конечностях, которые после несчастного случая вообще потеряли всякую чувствительность…
Однако он упомянул о самом последнем неудобстве, которым одарила его неподвижность, произнеся всего два слова:
– Автономная дисрефлексия.
Это означало, что вот уже некоторое время Райма начали беспокоить учащенное сердцебиение, перепады кровяного давления и изнуряющие головные боли. Причем они могли начинаться по массе причин – например, от самого обычного запора. И прекратить их нельзя было никаким другим способом, кроме как искоренить саму причину, то есть постоянное состояние стресса.
Доктор Питер Тейлор, наблюдавший Райма, был немало обеспокоен повторяющимися приступами депрессии у своего пациента. Он подробно проинструктировал Тома, что нужно делать в подобных случаях до приезда врача, и рекомендовал даже поместить свой домашний номер в телефонную память. Тейлор предупредил Тома, что сильный приступ может вызвать инсульт.
Бергер молча выслушал эту исповедь. По его лицу было видно, что он испытывает самое искреннее сочувствие к страданиям несчастного. Немного помолчав, доктор наконец заговорил:
– Прежде чем стать тем, кем я являюсь сейчас, я специализировался в области гериатрической ортопедии. В основном это касалось тазобедренных суставов, так что честно признаюсь вам, что я неважно разбираюсь в неврологии. Каковы ваши шансы на выздоровление?
– Никаких. Я останусь в таком состоянии до конца своих дней, – тут же ответил Райм и сразу пожалел, что поторопился. – Надеюсь, вы хорошо представляете себе мои проблемы, доктор.
– Думаю, да. Тем не менее мне хотелось бы все услышать от вас.
Райм вздохнул, потом качнул головой, чтобы убрать со лба непослушную прядь волос, и твердо произнес:
– Каждый человек имеет право убить себя.
– Не могу с вами согласиться, – покачал головой Бергер. – Вы можете иметь силы,
