Шкуро. А про скачки в Пятигорске пообещал ребятам рассказать в другой раз, поближе к 7-му ноября. Если, конечно, товарищ полковник возражать не будет.
К началу восьмидесятых записей скопилось столько, что пришлось купить для их хранения молочный бидон. А к середине девяностых яблоня (груша) засохла, не в силах таить у себя под корнями секретную информацию. И тогда Григорий Иванович понял, что пора бы подумать и о вечности. Он выкопал бесценные записи и попытался их продать прямо под окнами ближайшего посольства. Впрочем, без особого успеха: к тому времени из всех соотечественников, имевших отношение к вышеозначенным беседам, на своей исторической родине остался один бидон. Остальные разбрелись и осели, где придется – в Австралии, Англии, Америке… (далее – по алфавиту). И тогда Григорий Иванович понял, что последние семьдесят с лишним лет прожил совершенно зря.
Тогда он снял со стены пенсионного вида маузер, зажмурился и нажал на гашетку, целясь себе в лысый висок. Позеленевший капсюль старчески пыхнул, полуразложившийся порох сердито зашипел. Одряхлевшая пуля с трудом выползла из проржавевшего ствола и упала Григорию Ивановичу в правое ухо.
– Что? Говорите громче, не слышу! Контузия! – закричал Григорий Иванович, в ужасе открывая глаза. И увидел прямо над собой историческое лицо комдива.
– Дождь, говорю, скоро будет. А в дождь я особенно лютый, – повторил комдив, не слезая с коня. – Так что выковыривай, красный боец, эту самую дрянь, которая вползла в твое ухо по причине полной бессознательности, и догоняй свой полк. Хватит на травке прохлаждаться!
И тогда Григорий Иванович вдел героическую ногу в стремя и поскакал к Перекопу, догоняя барона Врангеля. И пока скакал к белогвардейскому Сивашу, мечтал лишь об одном – остановиться и портянки перемотать.
Остальное, он это знал, сделают за него историки.
Всё путём!..
– Стало быть, успокоилась наша бабушка, – вздохнул Анатолий, сторож автостоянки.
– Ну, а как ты хотел? Девяносто четыре! Нам бы столько, – хмыкнул слесарь Николай.
– Нынче что у нас? Вторник?
– Среда. Без подвоха! – Слесарь взялся за «Приму». – Когда старушка померла? В понедельник. А вчера мы весь день по сельсоветам бегали да могильщиков искали. Забыл?
– Ох ты, елки!.. Мне же завтра на дежурство заступать, – спохватился сторож. – Слышь, Колян, ты мне полсотни дашь? До работы добраться?
– Откуда деньги? От сырости? – вскинулся тот. – Пара десяток да мелочь… Все ж на поминки ушло! Сам не знаю, как домой добираться буду.
Сторож расстроился. А слесарь вытянул из пачки скрюченную сигарету, спичкой чиркнул. Затянулся до самой глубины души.
С час назад, выпроводив из дома последнего скорбящего, внуки сели за стол и принялись по-родственному поминать
