быть? Обидно. Возле самого дома попался…
– Зайдемте, – говорю, – в парадное, здесь неудобно, чтоб другие не видели. А то скандал будет.
Пошли с ним в парадное. Я ему и сознался.
– Автомат у меня, – говорю, – в газете. Немецкий пистолет-пулемет.
Он как разозлится:
– Ты мне брось шутить! Я тебе не мальчик! Я тебе дед, а ты мне внук, да я таких внуков иметь не хочу, пошел вон! Нет, погоди, показывай!
Я развернул газеты, отошел, газеты бросил, направил на него автомат и как заору:
– Руки вверх!
– Тьфу ты! – говорит Ливерпуль и поднимает руки. – А ну, покажь!
Неужели, думаю, отнимет, попрошу, может, не отнимет, внутри ведь автомат пустой, одна болванка.
А он повертел его в руках, понюхал, вернул мне.
– Тьфу, гадость. Фашистом пахнет. Где ты его достал?
– На свалке.
– А в брюках что?
– Карабин.
– Ну и катись, – говорит, – со своим дрянным фашистским ржавым обломком на все четыре стороны.
Я поднял с полу газеты. Аккуратно свернул их. И стал подниматься по лестнице, подтягивая ногу с карабином. А он смотрел мне вслед.
– Ну и шутник, – сказал он.
– Не шутник я, дядя Ливер, – сказал я, – вот научусь стрелять, устроим мы вместе с Вовкой неприступную оборону, тогда увидите вы, дядя Ливер, как меня шутником называть.
5. Патрон
Каждый раз Вовка заходит за мной перед школой. Но сначала интересуется патронами. Поди их достань, отечественные патроны! В классе с Вовкой нас рассадили, и теперь я сижу с Толиком. Но как прозвенит звонок, мы сейчас же друг к другу и о патронах начинаем. «Вашей дружбе, – сказал учитель, – можно позавидовать, но о вашей дисциплине можно пожалеть». Пожалел бы нас Пал Палыч, достал бы нам патроны…
Опоздали с Вовкой в класс, стоим за дверью и проблему патронов обсуждаем. Фронт близко, а мы без патронов. Лучше в класс не пойдем в таком случае, мало ли может быть в военное время уважительных причин. Домой Вовке нельзя, бабушка изведет, а ко мне можно. Карабины проверим, на каски полюбуемся. Недавно их со свалки привезли, с орлами, с фашистскими знаками.
…Во дворе, на ступеньках бомбоубежища, дядя Павел играл с управдомом в шашки. Дядя Павел вернулся с войны, ходит с палкой, в военной форме без петлиц и носит желтую нашивку тяжелого ранения. Никто с нашей улицы не возвратился еще с войны и не носил такой нашивки. До войны он возил хлеб с пекарни. Мы бежали гурьбой за его фургоном и цеплялись сзади. Фургон останавливался у магазина, и мальчишки разбегались в разные стороны. От горячего хлеба шел пар, и он вкусно пахнул. Сейчас Павел был инвалид. До сих пор мне не приходило в голову спросить у него патроны. Неужели он с фронта не привез ни одного патрончика? Но как спросить? Управдома куда-то позвали, и я заменил его. Дядя Павел расставил шашки.
– Сознайтесь, – сказал он вдруг, подняв голову и разглядывая нас, – вы ко мне цеплялись на фургон?
– Цеплялись, – сознались мы, – да когда это было.
Он
