Совет был и Хасбулатов незабвенный. А потом он в звезды вышел, а я… в чиновники угодил.
– Хасбулатов вышел? – спросил Родионов, во всем любивший точность.
– Да ладно тебе! – сказал Веселовский с укором. – Какой ты чиновник! Все же знают, что ты гений, а не чиновник.
– Да ладно, что я за гений! Вот ты – другое дело!
Родионов понял, что какое-то время они будут друг друга безудержно хвалить, и хорошо бы, чтобы его похвалили тоже – во-первых, в соответствии с правилами игры, а во-вторых, это приятно.
– Вот кто у нас настоящий гений, – словно бы прочитав его мысли, воскликнул Весник, – вот кто карьеру сделал до небес! Из женщин его одна Донцова по тиражам опережает, а мужиков таких и вовсе нет!
Родионов скромно потупился. Вступать в ответные славословия ему было лень. Можно и пропустить. Невелики шишки.
– Аркадий, а вот скажите, в последнем романе, ну, который «Приют зла»…
– «Обитель», – поправил Родионов, очень польщенный тем, что телезвезда знает название его книги и, кажется, даже читала, то есть читал, – «Обитель зла»!
– Да-да, «Обитель»! Из-за чего он убил?
– Там все написано.
– Нет, – вдруг сказала звезда. – Не все.
– Никак читал? – спросил Весник, но Веселовский не обратил на него внимания.
– Там написано, что он убил, чтобы получить наследство, да?
Родионов улыбнулся. Эта книга ему очень нравилась. Он по-разному относился к своим детективам, какие-то любил больше, какие-то меньше. Была парочка и таких, которые он вовсе терпеть не мог и даже старался не вспоминать никогда, словно стыдился их, а вот «Обитель» любил.
Удалась ему «Обитель».
– Ну да. Наследство.
Веселовский затянулся своей коричневой сигаретой.
– А мне кажется, что он из ревности убил. И мне кажется еще, что вы, когда писали, знали, что он из ревности убил, а наследство это потом придумали, чтобы туману напустить.
– В этом деле он мастак, – поддакнул Весник. – В смысле, тумана. Как напустит, так я и не знаю, что делать. И, главное, пишет, подлец, так, что бросить нельзя. Вот, Игорек, возьму его читать. Читаю. Ночь. Думаю, вот сейчас десяток страничек, и все! Так нет! До утра читаю, до шести часов, и потом еще до семи кошмары снятся! Вот как так можно писать?!
– Так из ревности или нет?
Родионов пожал плечами. На лице у него появилась странная, болезненная гримаса, будто его заставляли сказать то, что говорить ему совсем не хочется.
– Я не знаю, – признался он. – Ревность для меня состояние загадочное, понимаете? А писать имеет смысл только о том, в чем ты понимаешь. Я в ревности ничего не понимаю. Из ревности можно… взять и застрелить. А так как он… долго думал, планы строил, улики фабриковал… все-таки голова включается, и ревность уже ни при чем.
Казалось, Веселовский разочарован.
– А я был
