сияющее лицо.
– Да будет благословлен этот день, и ты запомнишь его навсегда, Роллон Нормандский. Ибо сегодня, за три дня до празднования Рождества Богородицы[20], супруга твоя, Эмма Робертинка, графиня Байе, родила на свет Божий дитя мужского пола, нареченное франкским именем Гийом.
Ролло так и не донес до рта кружку, а лишь смотрел на Франкона, который, не останавливаясь, продолжал рассказывать, что дитя родилось под утро, и из-за сильного ливня он не смог сразу послать известие, а позже не мог отказать себе в удовольствии…
Франкон невольно втянул голову в плечи, когда Ролло одним прыжком оказался около него и тряхнул его за ворот.
– Где они?
Едва получив ответ, он, как был, полуголый и босой, выскочил из опочивальни, во дворе вырвал из рук охранника повод лошади, и понесся, как безумный, в аббатство.
В это время Эмма, уже умытая и причесанная, сидела на постели, с нежным любопытством изучая крошечное существо, завернутое в такое длинное покрывало, что его хватило бы и взрослому.
– Гийом, – говорила она, любуясь этим крохотным носиком, зажмуренными глазками, толстыми щечками. – Гийом… мой мальчик! О Сезинанда, как он прекрасен! Я никогда не думала, что рожу такого восхитительного сына.
О желании иметь дочь было тотчас забыто.
– Все младенцы как ангелы, – ответила Сезинанда, прекрасно понимая, что сейчас чувствует подруга, ибо сама родила всего три месяца назад. Но Сезинанда была весьма практична, поэтому уже видела себя кормилицей наследника Нормандии и сразу заявила, что, пока Эмма отдыхала, она уже покормила дитя.
– Благодарю! – сухо кивнула Эмма. – Но дитя это – только мое, и отныне я сама…
Она не успела договорить, как створки двери с грохотом разлетелись и в комнату ворвался Ролло. Стоял полуголый, с разметавшимися по плечам волосами, запыхавшийся. Он словно не решался подойти к своему ребенку. Только смотрел на этот сверток на руках Эммы и тяжело дышал.
Сезинанда увидела, как засияли глаза подруги при виде Ролло, и, улыбаясь, направилась из комнаты, прикрыв за собой дверь. Они остались одни. Втроем.
– Ролло, – тихо произнесла Эмма, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы. – Ролло, смотри, это наш маленький принц Нормандский!
Он как-то неуклюже подошел, по-мальчишески вытер руки о штаны, прежде чем взять у Эммы дитя.
– Мой сын… Мой наследник.
Он держал его так бережно и неуклюже, словно никогда еще не брал своих детей на руки. А потом посмотрел на Эмму с восхищенным удивлением.
– Птичка!..
Он сел рядом, нежно поцеловал ее в висок. У Эммы потекли слезы. Потом они долго говорили о ребенке, о родах, об имени их наследника. Ролло ничего не имел против того, чтобы его звали франкским именем, ибо мальчик рожден в этих землях. Но, когда Эмма наконец решилась сказать, что ребенок крещен по христианскому обряду, конунг нахмурился.
– Ты
Праздник Рождества Богородицы (8 сентября).
