rel="nofollow" href="#n3" type="note">[3], его честь, своим невежеством в отношении ислама, но его тело по-прежнему ее жаждало.
Глубоко погружая свой жезл в других женщин, он занимался любовью с Фиби, ощущал аромат кожи Фиби, слышал крики Фиби. В этом заключался его тайный позор. Он мог ненавидеть ее уже за одно это. Но он презирал ее за то, что она опозорила его публично, родив ему одну-единственную дочь.
Он хотел, чтобы она страдала, чтобы она за все заплатила, так же, как страдал и платил он. Он сдернул с нее простыню.
Фиби проснулась в полном смятении с испуганно бьющимся сердцем и увидела мужа, который стоял в полумраке над ее постелью. Вначале она подумала, что это сон, в котором он вернулся к ней, чтобы снова любить ее так, как когда-то любил. Затем она увидела его глаза и поняла, что это не сон и не любовь.
– Абду. – Она вспомнила о ребенке и быстро огляделась. Постель была пуста. Адрианна исчезла. Фиби возблагодарила за это Небеса. – Уже поздно, – начала она, но ее горло так пересохло, что с губ сорвался лишь еле слышный шепот.
Пытаясь защититься, она уже начала пятиться от него, скользя по шуршащим под ней атласным простыням и одновременно сжимаясь в тугой комочек. Он ничего не ответил, а лишь молча сорвал с себя свою белую джалабию.
– Пожалуйста. – И хотя она понимала, что мольбы бесполезны, из глаз хлынули слезы. – Не делай этого.
– Женщина не имеет права отказывать мужу в том, чего он желает.
Лишь глядя на то, как дрожит на подушках ее роскошное тело, он вновь ощутил себя хозяином своей собственной судьбы. Кем бы она ни была прежде, теперь она была его собственностью и принадлежала ему так же, как перстни с драгоценными камнями и лошади в конюшнях. Он схватил ее за лиф ночной сорочки и подтащил к себе.
Скорчившаяся в тени кровати Адрианна начала дрожать.
Ее мать плакала. Они боролись и выкрикивали слова, которых она не понимала. Ее отец стоял обнаженный в тусклом лунном свете, и его темная кожа блестела, покрытая тонкой пленкой пота, причиной которого была похоть, а не жара. Она еще никогда не видела обнаженного мужчину, но это зрелище ее нисколько не испугало. Она знала, что такое секс, как и то, что мужской орган отца, который выглядел таким твердым и угрожающим, может быть погружен в ее мать для создания ребенка. Она знала, что это приятно и что женщины жаждут этого больше всего на свете. За свою юную жизнь она уже слышала это не меньше тысячи раз, потому что в гареме только и делали, что говорили о сексе.
Но ее мать больше не могла иметь детей, и если это так приятно, почему же она плачет и умоляет его оставить ее в покое?
Женщина должна с радостью встречать мужа, явившегося на свое супружеское ложе, подумала Адрианна, и ее глаза наполнились слезами. Она должна предлагать ему все, чего он пожелает. Она должна ликовать от того, что ее желают, что она может стать сосудом для его детей.
Она услышала слово шлюха. Оно было ей незнакомо, но в устах ее отца прозвучало очень мерзко,
