физическую форму – искрящуюся в глазах радость, танцующую на губах улыбку, даже текущие по щекам слезы печали. Мы видим человеческие эмоции и характерные черты, и хорошие, и плохие, которые формируют проявление существа, живущего в этом теле, и дают нам представление о том, кто оно есть. Мы видим, как невидимая энергия становится видимой, метафизическая жизнь делается физической.
Но любой, кто увидел бы полную безжизненность этих трупов, понял бы – и буквально увидел бы, – что, когда это присутствие, энергия, исчезает, распадающиеся останки имеют очень мало, а то и вовсе ничего общего с личностью, некогда обитавшей в этом теле.
НИЛ: Ничего себе опыт…
Доктор КУПЕР: Да уж! Жаль, что вас там не было, Нил, и вы этого не видели. Думаю, подобный опыт кардинально изменил бы жизнь практически любого человека.
Я сидела в лаборатории день за днем, профессора описывали сложнейшие процессы в человеческом теле, происходящие с рождения до смерти и в каждый момент между ними. Однако что-то в этой чисто научной медицинской теории у меня просто не укладывалось. Интуитивно я чувствовала, что это словно неполный взгляд на жизнь.
Заметнее всего ощущение, что «должно быть нечто большее», было в нейроанатомическом отделении лаборатории, где мы провели два месяца, препарируя мозги и позвоночники. Я буквально держала мозг в руках, прослеживая извилины скальпелем, а мне говорили: «Это проводящие пути, по которым движутся человеческие эмоции. Именно это делает нас теми, кто мы есть. Это наша личность», – и так далее.
Однако про себя я могла думать только: «Нет, это не делает нас теми, кто мы есть! Я вам не верю! Это не может быть нами!» Это просто не имело смысла.
Исходя из моего опыта, из ощущений души и сердца, это не могло быть нами. Но преподаватели твердили мне: «Мы – вот это». Это был очень странный и в чем-то дезориентирующий опыт…
И он определенно заставил меня снова задуматься, еще раз внимательно присмотреться к тому, что тут на самом деле происходит.
НИЛ: Интересно. Очень интересно.
Как тело остается достаточно податливым для препарирования? В смысле, разве оно не становится, ну, окоченелым?
Доктор КУПЕР: Их хранят в специальных условиях, поэтому их легко резать, хотя я не знаю, какие именно химикаты используются и как конкретно происходит процесс бальзамирования. Насколько я знаю, из тела выкачивают кровь и заменяют ее веществом, которое застывает, как пластик, так что его гораздо легче резать.
НИЛ: Почти жалею, что спросил об этом! Как вы избавляетесь от подобных воспоминаний и как заставляете свое сознание вернуться к видению людей в их реальной форме, не воскрешая эти воспоминания?
В смысле, я слишком чувствителен. Я бы не продержался там и пяти минут.
Доктор КУПЕР: Преподаватель спросил меня на первом же занятии: «А вы в обморок не хлопнетесь? Может, вам присесть?» Столкнуться с подобными вещами – действительно настоящий шок!
